Бойго посмотрел на негодяя, терзаясь сомнениями. Они усилились еще больше, когда он вспомнил, что Кьеркан Руфо все еще сшивается где-то поблизости и знает много лишнего.
– Что-то не так? – спросил Призрак, видя смущение колдуна.
– Этот никчемный Руфо! Призрак злобно ухмыльнулся:
– Он не может ничего сказать, чтобы не навлечь на себя подозрений. А согласно всем твоим описаниям, он слишком большой трус, чтобы на такое отважиться.
– Что правда, то правда, – признал Бойго. – Но я все равно не уверен, что остаться в гостинице – это мудрое решение. Похоже, что Кэддерли и его друзья не вписываются в наши предположения.
– Возможно, – согласился отчасти Призрак, – но не стоит усугублять ошибку, отказавшись вообще что-либо рассчитывать в отношении Кэддерли. Согласно всему, что мы знаем, служитель должен уже лежать на аллее мертвым.
Бойго засомневался, потом кивнул.
– Ступай, – посоветовал Призрак, – обратно к себе в комнату или прими участие в поисках, но ничего не говори Руфо. Лучше всего сейчас оставить этого трусливого мерзавца наедине с его ужасом и виной.
Бойго снова кивнул и скрылся. Уверенность Призрака исчезла, как только он остался один. Этот визит в Кэррадун оказался очень сложным, выходящим за рамки простого убийства. Даже если Кэддерли мертв, победа обошлась слишком дорого: они потеряли более чем половину задействованных Ночных Масок.
На самом деле вся уверенность Призрака уже улетучилась. Он сомневался, что ему или Бойго стоит оставаться в «Чешуе дракона». Но еще больше он опасался возможных последствий выхода из гостиницы на улицу, где бродит городская стража и шныряют туда-сюда рассерженные дворфы. Он подошел к своей двери и приоткрыл ее на дюйм, пытаясь понять, что происходит в других комнатах. Призрак осторожно наблюдал за Руфо, подумав, что, если вероломный жрец задумает новое предательство, его придется убить.
Но нет, никаких осложнений не намечалось. Впрочем, разве они не составляют часть картины? Художник чувствовал, что судьба бросает ему новый вызов, создав зыбкий пейзаж, не так-то просто поддающийся запечатлению. Призрак злобно ухмыльнулся, успокоившись оттого, что лично ему опасность не угрожает – до тех пор, пока у него есть Геаруфу и Вандер беспомощной куклой сидит за пределами города.
Кэддерли застал Данику все еще в сознании и на ногах, когда он вновь вернулся в свою оболочку на коньке крыше поблизости от «Чешуи дракона». Лицо молодой женщины оставалось сведенным болью. Болт, пущенный из арбалета, торчал из ее правого бока, вырвав кусок туники и клок кожи, окруженный широким кровоподтеком, чуть выше красовался кривой разрез.
Жрец не сразу подошел к девушке. Он закрыл глаза и заставил Песнь вновь завладеть своими мыслями. Буквы беспорядочно проносились мимо, пока Кэддерли не вспомнил часть Песни, страницу в томе, которую он услыхал на балконе, когда перевоплощался в белку.
Даника что-то мягко прошептала любимому, и в ее голосе сквозило гораздо больше тревоги за него, чем за себя. С некоторым усилием Кэддерли отбросил ее слова и целиком сосредоточился на мелодии. Его губы беззвучно двигались, словно читая молитву, когда он наконец открыл глаза, Даника уже улыбалась, видя, что его ступни и ладони стали вновь человеческими.
– Ты нашел свои ответы, – заметила молодая женщина.
– И много новых вопросов, – мрачно ответил Кэддерли.
Он снял свои хрустальные диски с бечевки, висящей на пальце, и отослал их прочь, а затем придвинулся к своей возлюбленной.
– Ты что-то говорил, – сказала Даника, – но не мне. Это выглядело как разговор невидимым собеседником. Я слышала только твои реплики, без ответов…
Я говорил с Пертилопой, – объяснил Кэддерли. – Мое сознание отдельно от тела навещало Библиотеку.
Он вряд ли заметил удивленный взгляд Даники, занявшись ее раненым боком.
Когда юноша на сей раз вспомнил Песнь, она звучала уже далеко, требуя больших усилий для приближения. Предупреждения Пертилопы об изнурении напугали его, но жрец отбросил возрастающие страхи прочь: ведь речь шла об исцелении Даники. Служитель Денира сосредоточил взгляд на торчащем болте, равно как и на ране, которую он нанес, думая о разрушении и исцелении одновременно. Сквозь стиснутые зубы вырвалось заклинание.
Девушка вздрогнула и изумленно вздохнула. От ее раны поднялся сизый дымок. Вскоре весь ее бок заволокло каким-то туманом. Жрец чувствовал болт как своего врага, как врага любимой. Бедная дорогая Даника! Когда дым рассеялся, вместе с ним исчезли и орудие, и нанесенная им рана. Воительница выпрямилась и пожала плечами, не зная, как ей благодарить Кэддерли за то, что он только что сделал.