— Госпожи? Вы имеете в виду госпожу Мацуко, которая вернулась вчера ночью?
— Верно.
Фурудатэ, наверное, обратился к Мацуко, сославшись на то, что случилось с Вакабаяси в ее отсутствие, да и на свои собственные тревожные предчувствия, и предложил ей пригласить Киндаити на всякий случай, чтобы предотвратить возможные дурные последствия оглашения завещания.
Сердце у Киндаити забилось. Одному он был рад — неожиданной возможности так скоро познакомиться с кланом Инугами.
— Макака, хорошо ли себя чувствовала барышня Тамаё после происшествия с лодкой?
— Ага, спасибо вам.
— Кстати, о лодке — все Инугами плавают по озеру на этой лодке?
— Не-а, это лодка барышни. Только она пользуется вот этой самой лодкой.
Ответ Макаки встревожил Киндаити. Если этой лодкой пользуется исключительно Тамаё, тогда нет сомнений, что человек, просверливший дырку в ней, посягал на ее, и только ее, жизнь.
— Макака, вы сказали на днях что-то удивительное, будто с барышней Тамаё за последнее время произошло несколько несчастных случаев.
— Ага.
— С какого времени начали происходить эти несчастные случаи?
— С какого? Ну, наверное, где-то с конца весны.
— Сразу же после смерти господина Инугами?
— Ага.
— Кто бы это мог играть с ней такие шутки? У вас есть какие-нибудь предположения, Макака?
— Если бы я знал, — глаза у Макаки сверкнули, — уж я бы постарался, они бы от меня не ушли.
— В каких именно отношениях вы состоите с барышней Тамаё?
— Это моя дорогая, бесценная барышня. Господин Инугами велел мне охранять ее всю мою жизнь, — гордо заявил Макака, обнажив зубы в свирепой усмешке.
При взгляде на могучую, словно каменную, грудь и мощные руки этого противного великана, Киндаити стало не по себе. Без сомнения, Макака охраняет Тамаё, как верный пес, и если кто-то попытается повредить хоть волос на ее голове, он бросится на преступника и сломает ему шею.
— Кстати, Макака, я слышал, вчера ночью вернулся Киё?
— Ага. — Макака снова стал неразговорчив.
— Вы его видели?
— Не-а, его никто не видел.
— А что, Киё… — но задать следующий вопрос Киндаити не успел — лодка миновала ворота канала и скользнула в лодочный сарай поместья Инугами.
Обширный сад, в котором Киндаити оказался, выйдя из лодочного сарая, поразил его изобилием крупноцветных хризантем, растущих в горшках по всему саду. Киндаити не был тонким знатоком садового искусства, однако и он не мог не подивиться этим великолепным растениям в самом их расцвете. В углу сада была целая грядка хризантем, прикрытая от заморозков решетчатым бумажным экраном.
— Какое великолепие! Чья это работа?
— За ними ухаживаю я. Хризантемы — одна из семейных реликвий Инугами.
— Реликвий? — переспросил Киндаити, но Макака, не отвечая, поспешил дальше и провел его в вестибюль особняка.
— Здесь гость! — крикнул Макака, и откуда-то из глубин дома мгновенно появилась служанка.
— Прошу вас, входите. Вас ждут.
Она повела Киндаити по длинному-длинному коридору, который, казалось, никогда не кончится, потом дальше по лабиринту других коридоров с входами в бесчисленные комнаты, устланные татами. Но ни в одной из них не было ни души — дом как будто замер в напряженном ожидании, и было в нем тихо, как на кладбище.
Служанка наконец дошла до комнаты, где собрался клан Инугами.
— Ваш гость прибыл, — сказала она, став на колени и коснувшись руками пола, потом выскользнула за дверь.
Киндаити почувствовал, что все глаза разом устремились на него. Фурудатэ поблагодарил его взглядом и сказал:
— Благодарю вас, что пришли. Пожалуйста, садитесь вот здесь. Надеюсь, вы не возражаете против того, чтобы сидеть в задней части комнаты.
Когда Киндаити слегка поклонился и сел, Фурудатэ продолжал:
— Господа, это господин Коскэ Киндаити, о котором я только что вам рассказывал.
Каждый из Инугами приветствовал Киндаити легким кивком головы. Киндаити подождал, пока взгляды присутствующих вновь не обратились к адвокату, после чего не торопясь оглядел комнату.
Это было обширное помещение, составленное из двух в двенадцать циновок комнат, перегородки между которыми были сняты. На простом деревянном алтаре в главной части комнаты стояла фотография покойного Сахэя Инугами, украшенная крупными хризантемами. Перед алтарем сидели трое молодых мужчин в официальных черных кимоно. При взгляде на одного из них, занимавшего почетное место, сердце Киндаити смятенно забилось, — голова его была покрыта черным капюшоном с двумя прорезями для глаз. Человек этот сидел понурившись и глядя в пол, так что Киндаити ничего не удалось разглядеть за этими отверстиями. Это, должно быть, только что вернувшийся Киё.