67 
— Теперь вы понимаете меня?
— Частично.
Она поняла, почему их называют «слепыми».
И постаралась представить: каково это, быть Киевским Демоном, жить 100, 200, 300 лет и видеть своими глазами, как слепые убивают друг друга, затем провозглашают убитых ими героями, затем развенчивают этих героев; строят, разрушают церкви, затем восстанавливают их…
И ничего не меняется.
Те же слова, те же ошибки, те же надежды, те же вопросы, которые не зря именуются «вечными».
— Вера слепых в свободу — рудиментарна, — ответил на один из Машиных вечных вопросов сидящий напротив — Когда-то они были свободны. Но теперь они слепы. Им нужен поводырь. Потому слепые не могут жить без хозяина. Как и вы, — добавил он секунду спустя.
И Маша снова не поняла его.
— Послушайте меня, Мария Владимировна. — Он порывисто наклонился к ней через стол. — Я не люблю вас, не буду лгать. Но вы неотделимы от того, кого я люблю больше жизни. Это мой Отец, мой Город. И Он выбрал Вас. Значит, Он увидел в вас нечто… Я не вижу этого. Я вглядываюсь в вас, и вижу перед собой, стандартных клубок человеческих противоречий, слабостей и заблуждений, наделенных несколькими продуктивными качествами. Но Город не ошибается. Знайте об этом. В вас есть некое зерно… И оно прорастет только тогда, когда вы примите силу Киевиц. Но вы отказываетесь ее принимать!
— Откуда вы знаете? — вздрогнула Маша.
— Я не слеп. И не глух, — сухо пояснил он. — Я услышал ваши слова. Вы испугались свободы. Вы можете снести церковь движеньем руки, но не можете войти в нее. Это противоречие вцепилось в вас. Вы раздвоились. Одна может все. Вторая ощущает себя ущербной и жалкой. Но это не так. Все проще. Став свободной, вы перестали быть божьей робой, потому что свобода несовместима с рабством.
— Тогда…
— Вы не хотите быть Киевицей? Не знаете, хотите ли… Вам страшно. Типичный человеческий страх. Обретя свободу, вы потеряли хозяина — заступника и покровителя. Но, поймите же, нельзя обрести, не потеряв! Вам не стать Киевицей, пока вы не примите первый закон сущего: добро — лишь изнанка зла! Ни зла, ни добра не существует.
— Я не могу принять это. — Машины глаза помутнели от мысли, как всегда, когда она вглядывалась вглубь себя. — И не смогу. Это не принцип. Я понимаю… Но не могу. Потому что не могу. Не знаю, как иначе сказать.
— Тогда, — уверенно сказал Машин Демон, — сила, которую дал вам Отец, и которую вы не в силах принять раздавит вас. Вы будете бояться ее, самой себя, делать два шага вперед, два назад. И закончите тем, что запутаетесь окончательно, забьетесь в какую-нибудь дыру и погибнете там. А я так и не узнаю, какую дивную тайну Город узрел в вас.
— Я слишком человек, — сказала Маша. — Я — слишком человек.
Она осознала это.
Она увидела себя его глазами, и испытала к себе его презрение.
Правда лежала перед ней. И она знала уже: «Это правда!» Добро — это зло, и нельзя совершить добра, не совершая зла. Нельзя получить, не потеряв. Нельзя спасти, не убив.
Но она не могла это принять!
— Я хочу, чтобы добро было без зла. Чтобы люди не убивали друг друга. И животных. И дети не были злыми… — сказала она.
— В общем, рай, — прокомментировал Демон.
— Я слишком человек, — не стала оспаривать его определенье она.
— Нет, — отрубил он. — Вы — Киевица. Вы избранная Городом! И я должен уважать его выбор. Простите, что я медлил, простите, что дал чувствам право пренебречь его Истиной. Вы сказали, Весы покачнулись и сильно.
— Они практически встали дыбом, — живописала студентка.
— Так я и думал, — сказал Демон угрюмо. — Не знаю зачем, Городу нужны Вы. Если Вас не будет, Равновесие нарушится.
— Да при чем здесь я? — Маша и впрямь не понимала, с чего Демон уделяет такое внимание ее рыжей персоне? — Киеву угрожает опасность! И я пытаюсь понять, что он ждет от меня.
— Когда покачнулись Весы? — серьезно спросил темноглазый.
— Когда Акнир пришла к нам, и объявила войну. Той же ночью на небе загорелся красный огонь. И мы спасли женщину, странную — она пыталась повеситься. Она рассказала про Лиру. Но самое странное то, что, как только мы спасли ее — Весы уравновесились. Немного, но все же…
— Очень любопытно, — в неподдельном возбуждении подался к ней он. — Как только вы спасли ее?
— Не совсем, — исправилась Маша. — Как только я пошла в Прошлое, и убедилась, Лира — не выдумка.
— Конечно же, Лира — не выдумка. Это я мог сказать вам сразу. Вы зря потратили время.
67 
