61 
Его рука легла на ее затылок. В это мгновение она подумала, что он готов убить ее, потому что сейчас наверняка представил свою сестру вместе с супругом, а для него не было ничего более невыносимого, чем такая картина.
Затем он неожиданно выпустил ее – и горько рассмеялся.
– В тебе течет кровь Борджа, а ты как будто и не знаешь об этом. Хочешь быть, как все остальные. Любить супруга, растить детей… Но ты все равно не спрячешь того, что есть в тебе! Никуда не денешься от своей натуры. Сегодня ты придешь в мои покои. Я устраиваю небольшую вечеринку. Будут наш отец и кое-кто еще. Думаю, ты хорошо проведешь время.
– С великим удовольствием приду к тебе, – согласилась она.
– Да, Лукреция, – сказал он. – Ты придешь.
В тот вечер в покоях Чезаре состоялась оргия – одна из тех, что позже стали упоминаться чуть ли не в каждом разговоре, касающемся семьи Борджа.
Эта затея принадлежала самому Чезаре. Были зажжены свечи в канделябрах, у одной стены стоял папский трон, искусно убранный в шелк и парчу. На троне сидел Папа. Лукрецию посадили между ним и его сыном.
Все сопровождалось неумеренными возлияниями, непристойными разговорами. Тон задавал Чезаре. Это было то, что он называл порядочной компанией, и ему, видимо, хотелось перейти от непристойных разговоров к такому же непристойному поведению.
По его распоряжению сюда привели пятьсот самых известных римских куртизанок, готовых делать все, что от них потребуют, и больше всего на свете боявшихся не угодить Чезаре Борджа.
Они танцевали. Музыка становилась все громче, танцы – все разнузданней. Тема была одна: обольщение и торжество обольстителя. Чезаре пристально следил за сценой. На небольшом столике перед ним лежала коллекция платьев из тончайшего шелка, чудесная кожаная обувь и шляпы; это были награды, которые Лукреция должна была вручить лучшим исполнительницам, – вот почему он потребовал, чтобы она внимательно следила за каждой парой и замечала все их достоинства и недостатки.
Когда танцовщицы начали в такт музыке раздевать друг друга, Папа захлопал в ладоши.
Лукреция сидела неподвижно, стараясь не смотреть на отца и брата. Она пыталась улыбаться, но улыбка была неестественной.
Не вид обнаженных женщин смущал ее – выросшая в Риме, она привыкла к подобным зрелищам. Лукреция понимала символическое значение этого зрелища. Посредством него Чезаре говорил ей, что она – одна из них; что она принадлежит им; что даже в добропорядочной семье Эсте она не сможет забыть этого вечера.
– А теперь, – сказал Чезаре, – начинается состязание.
– Очень любопытно, – засмеялся Папа, не отрывавший взгляда от пухлой брюнетки, которая освободилась от последней части своего туалета.
Чезаре хлопнул в ладоши, и ему принесли большую чашу жареных каштанов.
– Мы будем их разбрасывать, а дамы – собирать, – объяснил он. – И каждая будет держать зажженный подсвечник. Полагаю, это несколько усложнит их задачу, но тем интересней будет наблюдать за ними.
– Ваше вино оказалось слишком крепким. Заявляю – я не буду ползать по полу и бороться за вашу приманку, – сказал Папа.
Он взял горсть каштанов и бросил их в пухлую брюнетку.
Все кроме Лукреции тотчас разразились громким хохотом. Куртизанки отталкивали друг дружку, боролись, обжигались о горящие подсвечники и визжали во весь голос. Иных сбивали с ног – они падали и продолжали собирать каштаны, ползая на четвереньках.
Это и было условным сигналом для слуг, стоявших в углу комнаты. Возбужденные видом обнаженных женщин, они кинулись на сцену.
Папа смеялся до слез, показывая то на одну пару, то на другую.
Чезаре положил руку на плечо сестры.
– Хорошенько примечай, – сказал он. – Тебе предстоит раздавать награды тем, кто умеет демонстрировать свое ремесло.
Она не смела пошевелиться. Щеки у нее горели, но в глазах застыл ужас.
Все это было затеяно с одной целью – опорочить ее и навсегда заклеймить этим пороком.
– Никуда ты не денешься от нас! – хохотал Чезаре. – Ты наша – кровь от крови, плоть от плоти. Ты не смоешь с себя клеймо Борджа! Не смоешь, потому что оно – часть тебя!
Наконец все закончилось. Ее тошнило от ужаса и отвращения. И все-таки она сделала то, что от нее требовали, – выбрала победительниц и раздала награды.
Она знала, что всегда будет исполнять желания своего брата. Выход оставался только один – побег.
В ее покоях долго горел свет.
61 
