Особенно,... 
62 
– Пресвятая Богородица, – молилась она, – сделай так, чтобы я поскорей очутилась в Ферраре. Пусть за мной приедут… Поскорей, пока еще не слишком поздно.
Она ждала, а они все не ехали. Папа не скрывал досады.
– Ну, что на сей раз? – вопрошал он. – Что еще нужно этому неуемному Эркюлю? Выгодное назначение для его ублюдка Юлия? Какое-нибудь тепленькое местечко, синекуру, не требующую больших хлопот, но гарантирующую приличный доход? Пусть и не мечтает! Кардинальскую мантию для его приятеля Джиана Лука Кастеллини да Понтремоли? Этого он тоже не добьется. Тогда что? Чего он ждет? Погода-то скоро совсем испортится!
Лукреция не находила места от отчаяния. Чезаре болел, но скоро должен был поправиться. Ей становилось страшно – паутина опутывала ее все плотнее.
Она написала своему будущему свекру – унижалась, просила ускорить приезд его сыновей.
Ответное письмо было очень любезным, даже доброжелательным, но положение дел ничуть не изменилось.
Что делать? – спрашивала она себя. Что если они вообще никогда не приедут?
Дни тянулись медленно, но октябрь промелькнул незаметно.
Папа переживал за свою дочь – пытался подбадривать, пробовал как-нибудь развеселить. Однажды, когда на конюшенный двор впустили двух разохотившихся кобыл и четверых жеребцов, он настоял на том, чтобы она подошла к окну Апостольского дворца и взглянула на творившееся внизу.
Посмотреть на это зрелище собралось довольно много людей, и они видели Лукрецию, стоявшую рядом с ее отцом; разговоры облетели весь город, и Лукреция не сомневалась в том, что часть их достигла ушей тех, кто хотел бы ославить ее в глазах герцога Феррарского.
Неужели я никогда не вырвусь отсюда? – думала она.
Ей хотелось доставить какое-нибудь удовольствие своим новым родственникам – приглянуться настолько, чтобы они не закрывали путь к бегству из родной семьи.
Маленький Родриго доставлял уйму переживаний старому герцогу Эркюлю – тот не желал нести расходов, связанных с воспитанием ребенка от предыдущего брака Лукреции. Тогда она публично поручила сына заботам своего пожилого кузена Франческо Борджа, который теперь стал кардиналом Козенцким и в самом деле мог избавить дом Эсте от ненужной им траты денег.
Но они все равно не ехали.
В минуту отчаяния Лукреция объявила: «Если свадьбы не будет, я уйду в монастырь».
Кортеж из Феррары прибыл только в декабре.
Сразу начались торжества, предшествовавшие свадьбе. Брак должен был заключаться по доверенности.
На мосту Сант-Анджело весь день палили пушки. Во всех храмах звенели колокола. Папа показывал принцам Эсте свое могущество и радовался, как ребенок, когда они осматривали его владения. Ему хотелось преподать им урок – научить наслаждаться роскошью, ценить богатство.
Он то и дело обращал их внимание на красоту Лукреции.
– Ну не очаровательна ли? Безупречная красавица, ни одного изъяна. Само совершенство, это я вам говорю – само совершенство!
Затем стал расспрашивать о герцоге и женихе.
– Какого роста ваш отец? Выше, чем я?
– Высокого роста, – сказал Ипполит. – Но мне кажется, Ваше Святейшество имеет некоторое преимущество перед ним.
Такой ответ Папе пришелся по душе.
– А мой сын, герцог Романский, – он выше, чем ваш брат Альфонсо? Говорите, я хочу знать.
– Ваше Святейшество, рост нашего брата довольно велик, но и герцог Романский – не из низкорослых мужчин. Трудно сказать, но, пожалуй, герцог выше их обоих.
Папа снова остался доволен. Он радовался браку своей дочери, вступавшей в самый древний и самый аристократический род Италии, но в то же время хотел, чтобы никто не забывал о его могуществе, позволявшем ему не оставаться в долгу перед герцогом Феррарским.
Он шепнул Ипполиту:
– Мне не терпится увидеть драгоценности Эсте, которые вы преподнесете моей дочери.
Ипполит смутился. Отец предупредил его, что фамильные драгоценности рода Эсте не предназначены для вручения Лукреции в качестве подарка невесте. Она может надеть их на свадебную церемонию, но не должна думать, будто они перейдут в ее владение. Эти драгоценности стоят несметных денег, и герцог Эркюль не намерен расставаться с ними.
Ипполит со всей тактичностью, на какую только был способен, объяснил Папе положение дел. Александр разочарованно улыбнулся, но всерьез не огорчился. Он был достаточно богат, чтобы не моргнув глазом выложить семьдесят тысяч дукатов – сумму, в которую оценивались фамильные драгоценности семьи Эсте. Важнее всего было замужество Лукреции, а раз уж объявились послы жениха, то и до свадьбы оставалось недолго ждать.
62 
