По часам я отсчитал последние пятнадцать минут. Внутри меня гремел оркестр.
И только я начал было пробираться к парадному входу, как распахнулась задняя дверь, и оттуда вышел некто в смокинге. Оставив дверь открытой, он прикурил сигарету и затем решил облегчиться возле плохо освещенной стены шарикоподшипникового завода. Я вышел из тени и пересек улицу.
— Привет, — сказал он.
Я кивнул в ответ.
Вошел в открытую дверь, прошел через бетонный коридор, толкнул другую дверь и оказался в бальном зале.
Просторная танцплощадка, закрытый балкон, оркестр на сцене, канделябры, столы со звоночками для вызова официантов в смокингах, которые разносили изысканные закуски и выпивку. Собралось около двухсот пятидесяти человек. Половина гостей танцевала под легкий джаз и обработки популярных мелодий ансамбля Фрэнка Синатры «Рэт Пэк». Остальные сидели за столами или стояли по сторонам, болтая и флиртуя. Белые платья, белые костюмы, некоторые гости были более изобретательны: пришли в белых лабораторных халатах, белых комбинезонах. Тоска, как в посудомоечной машине. А чего можно ожидать от подобных акций по сбору средств, которые проводит организация вроде Общества защиты природы Америки? Люди средних лет, сытые и всем довольные, если попадался негр — то непременно с подносом в руках. Нарядные жены, подруги. Седеющие мужчины под пятьдесят, которые уклонились от призыва, сколотили состояние на частной собственности, колебались от левых к правым и пределом мечтаний которых было когда-нибудь попасть на обложку журнала «Сигар афиционадо».
Я разглядел за столом неподалеку от сцены Чарльза в белом сюртуке и Амбер в ослепительном кремовом платье. Все так и вьются вокруг нее. Бог мой, а я и забыл, как она красива! Роберта видно не было. За столом сидел еще полный мужчина в белом жилете, за спиной которого стояли мордовороты, не исключено, что это был уходящий в отставку Вегенер. Члену конгресса грозили смертью за его выступления против геев. Так что ребята подле него, должно быть, вооружены. Хотя это неважно, я собираюсь действовать быстро. Амбер разговаривала с человеком лет пятидесяти на вид, настолько похожим на нее, что я тотчас догадался: это ее отец. Он и еще несколько человек, кучковавшихся вокруг него, были одеты в черные пиджаки с белыми петлицами. От этого они походили на прислугу. Я улыбнулся. Видимо, я был прав в своем предположении. Похоже, благодаря мне дочь и отец снова сошлись вместе. Поиск наемников, годных на то, чтобы меня прикончить, послужил воссоединению семьи. Я сейчас зарыдаю от умиления! Тот из мордоворотов, что был повыше, напоминал одного из стрелявших в меня несколькими неделями ранее в Форт-Моргане.
Подошел официант с икрой и тонкими сухариками «мельба».
— Сэр? — обратился он ко мне.
— Спасибо, — отказался я от угощения и постарался расслабиться. Разжал кулаки и притворился, будто разглядываю огромное настенное панно тридцатых годов, на котором были изображены танцующие люди, представители различных исторических эпох. Я прикинул, что удобнее всего будет подобраться к Чарльзу не через танцпол, а пролезть сквозь толпу, обойдя зал кругом, по часовой стрелке.
Так, ну хватит балду пинать, сказал я сам себе.
Сейчас или никогда. Я нащупал в кармане револьвер и дымовые шашки, которые захватил из квартиры Пата. Надвинул шляпу на лоб и решительно двинулся через скопище людей…
Время замедлило ход. Все вокруг начало расплываться. Движение. Люди. Загорелись огни на танцполе. Обрывки разговоров: «О да, этот О. Джей сначала убил ее, а потом дворецкого», «Зимний парк уже закрылся», «Представьте: не актер какой-нибудь, не Хестон и не Синатра, самый главный фрик в телевизоре — Джек Хоркхеймер, этот придурочный астролог», «Клинтон выиграет, нечего и сомневаться», «Норм Макдональд потрясающе изображал Боба Доула»…
Танцующие пары. Ароматы женских духов. Оркестр. Огни. Гости. Но я видел только Чарльза, разговаривавшего с человеком, который возился с микрофонной стойкой. Видимо, позже планируются речи.
Что ж, я могу с уверенностью заявить, что уж от речей-то публика будет избавлена!
Протискиваюсь сквозь толпу.
Никто не обращает на меня ни малейшего внимания.
Ближе.
Ближе.
Тут в меня врезается какая-то деваха.
— Пардон, — мурлыкает она с победной улыбкой.
— Ничего.
До стола остается двадцать футов.