121 
Вход на бал ОЗПА «Все в белом» был только по билетам, но я чувствовал, что на такой риск идти нельзя. Даже если я куплю билет на чужое имя, адрес-то у меня прежний: Колфакс-авеню. Кто-нибудь ведь может сложить два и два.
Надо найти другой способ попасть внутрь.
Я смотрел на вход в здание «Истман». Десяток ступеней вели к двойным дверям между колоннами. Там будут спрашивать билеты, и, если я попробую проникнуть туда обманным путем, все пойдет насмарку с самого начала. Если с порога начну стрелять, Чарльз тридцать раз успеет укрыться.
Я снова обошел вокруг здания и прислонился к стене шарикоподшипникового завода.
Сухой, солнечный, типичный денверский полдень, завод отбрасывает густую тень на дорогу и тротуар. Может, и неплохая мысль прямо сейчас войти внутрь, разведать обстановку. Но вдруг внутри окажется охранник, или уборщица, или даже кто-то из ОЗПА, занимающийся приготовлениями? Зачем светиться перед кем бы то ни было, пока в этом нет срочной необходимости?
Я бросил последний взгляд на здание и пошел прочь: еще не хватало, чтобы меня кто-нибудь заметил и, чего доброго, заподозрил. Я так ничего и не решил. Возможно, все же попытаюсь прорваться, скажу, что потерял билет. Посмотрим. Чего я точно делать не стану, так это подкарауливать Чарльза на улице, ждать, когда его лимузин или такси подкатит к зданию. Поскольку в этом проклятом квартале пешеходов не бывает в принципе, заметить меня будет проще пареной репы.
Отдельная проблема — как выбираться отсюда. На машине можно вляпаться в пробку, движение в Денвере этому способствует, поэтому я зашел в магазин «Кей-март» и купил там горный велосипед за сто баксов и цепь с замком за пятьдесят. Если каким-то образом мне удастся выбраться из зала, я быстро домчу до Колфакса, а там уж мне ничто не угрожает.
Если только я смогу выбраться.
Мы оба целый день молчали. Пат порывался сделать мне яичницу на ужин, но я сам взялся за готовку. Однако есть не могли ни он, ни я. Когда настала ночь, я надел белый костюм, купленный за пять долларов в ближайшем секонд-хенде — треть цены за химчистку, выкатил велосипед из коридора. Пат оторвался от «Роки-Маунтин ньюз», его лицо было залито слезами.
— Паспорт взял?
— Взял.
— Билеты?
— Да.
— Пушку?
— Конечно.
— Все остальное перечислять?
— Не надо.
Он сидел на диване, сглатывая слюну. Я вдруг обратил внимание: волосы у него даже не начали седеть. Подошел и сел рядом.
— Алекс, тебя никакими уговорами не остановить?
— Нет, Пат.
— Ладно, тогда обними меня.
Мы обнялись, Пат поцеловал меня в щеку.
— Я волнуюсь за тебя, Пат, — сказал я.
— Забей, приятель, побереги лучше себя, я еще жив пока.
— А если заявится полиция?
— Разберемся, Алекс, все обойдется. — На его лице застыла улыбка, в которую никто из нас не верил.
Я кивнул, встал, посмотрел на него. Не было времени заводить новые дискуссии, однако кое-что мне все же хотелось от него услышать.
— Пат, не говори мне, что я поступаю правильно, я знаю, ты так не считаешь, но скажи мне хотя бы, что ты меня понимаешь. Ты знал Джона, ты видел, что сделал с ним Малхолланд. Перед этим была Виктория и, возможно, еще одна невинная жертва. Тебе все это известно. Скажи, что ты хотя бы понимаешь меня.
Пат взглянул на меня, слабо улыбнулся.
— Понимаю, — мягко сказал он, по его щекам катились слезы.
Я взял рюкзак и вышел из этой квартиры. Больше я не видел Пата никогда.
На велосипеде я проехал по Колфаксу и добрался до улицы Команчей. У шарикоподшипникового завода остановился. Было темно, фонари не горели. Меня могли и не заметить, если бы не белая рубашка, белый галстук, белый костюм в стиле семидесятых и белая шляпа, какие носят сутенеры и прочие проходимцы. Как попасть на бал, я так и не придумал.
Я привязал велосипед. Спрятал сумку с паспортом и сменой одежды.
Подошел к «Истману». Перед входом оживление. Легковые автомобили, лимузины, такси. Из них выходили спортивного вида богачи, женщины, увешанные драгоценностями, мужчины постарше, с брюшком. Я зашел за дом, подождал, стараясь сосредоточиться. Можно попробовать через один из пожарных выходов. Я подкрался поближе к ним, скрываясь в тени доисторического здания завода, во рту у меня пересохло.
Шло время. Ни одна дверь не открывалась. Мне даже курить не хотелось.
Раньше или позже, но мне придется попытаться проникнуть внутрь. Не хотелось лезть на рожон, я был почти уверен, что ничего не получится, но выбора не оставалось.
121 
