41 
— Привет, Доминик. Роми, привет. — Она улыбнулась и, увидев торопливую попытку Роми как-то замаскировать потрясенное выражение лица, кокетливо пожала обнаженными плечами. — Я знаю, знаю! Платье бросается в глаза, верно? Модельер присылает мне их из Италии совершенно бесплатно. Но поверь, в магазинах они стоят целое состояние, — добавила она с улыбкой.
— Он считает, что Трисс — это самая лучшая реклама для его одежды, какую он только может заполучить, — раздался за спиной у Роми раскатистый ирландский голос.
Она обернулась и увидела, что там стоит Кормэк Кейси, держа по бокалу шампанского в каждой руке.
— И он, разумеется, прав.
Глядя на него снизу вверх, Роми поразилась тому, что во плоти Кормэк оказался еще привлекательнее, чем на тех редких снимках, которые ей доводилось видеть. И она не представляла себе, что он такой высокий! В нем было не меньше шести футов и четырех дюймов!
— Это мой будущий муж, Кормэк Кейси, самый потрясающий сценарист во всем мире, — заворковала Трисс. — А это Роми Солзбери, милый, — помнишь, я тебе о ней говорила? Шампанское — это для нас?
— Разумеется. — Он улыбнулся, и они с Трисс обменялись взглядом, полным такой любви и нежности, что Роми получила ясное представление о том, как должен чувствовать себя третий лишний. Она была почти рада, что Доминик остался стоять рядом с ней как вкопанный — пусть даже за все это время, вопреки своему обыкновению, он не проронил ни слова!
— Здравствуйте, Роми, — сказал Кормэк с широкой улыбкой, от которой у него вокруг глаз собрались морщинки. Он высоко держал полные бокалы, словно это были награды Академии киноискусства. — Видимо, придется обойтись без рукопожатий, это ничего? По-моему, пролитое шампанское не будет смотреться на этом красивом платье. Вот, прошу вас. — Он протянул ей бокал с охлажденным шампанским.
— Спасибо, — поблагодарила Роми, пробуя вино и усилием воли стараясь вернуть себе свое обычное самообладание. — Мне очень понравилось «Время прилива». Я думаю, это лучшая ваша вещь.
— Вы еще не видели моего последнего сценария, — доверительным тоном сказал он, и от уголков его замечательных синих глаз опять разбежались лучики морщин. — Я написал его специально для Трисс.
— О, дорогой! — Трисс глубоко заглянула ему в глаза и восторженно вздохнула.
— Идем, — сказал Доминик, мягко беря Роми за локоть. — Бейли отправились с Лолой все тут осматривать. А пока я познакомлю тебя с Герейнтом.
Герейнт Хауэлл-Уильямз оказался необычайно сексапильным валлийцем, который сразу же заставил Роми почувствовать себя непринужденно, сказав Доминику:
— Хватит тебе стоять возле нее в мрачном раздумье с видом ее хранителя из преисподней, друг! Иди-ка и приведи обратно мою жену, пока она не начала переустраивать твой огород!
Доминик лениво улыбнулся.
— Лола так здорово умеет все выращивать, что я всерьез подумываю, не предложить ли ей место садовника, — пошутил он. — Извини, Роми, я скоро вернусь.
И снова Роми почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног от взгляда этих блестящих серых глаз. Может быть, сегодня он специально пускает в ход свой шарм? — спросила она себя.
— Пожалуйста, располагай своим временем, — услышала она собственный голос и была удостоена насмешливого взгляда искоса. Герейнт и Роми молча смотрели, как Доминик идет по саду в своем строгом черном костюме, выделяясь на фоне цветов всех мыслимых оттенков, еще не померкших в достаточно ярком вечернем свете. Когда он почти скрылся из глаз, Роми подняла голову и увидела, что Герейнт изучающе рассматривает ее.
— Вы давно знаете Доминика? — спросила она, чувствуя, что нервничает. Он бросил на нее проницательный взгляд.
— Я познакомился с ним в Гонконге.
— Вот как? — Роми ощутила, как у нее начинают гореть щеки.
— Слава, можно сказать, бежала впереди него. — Герейнт усмехнулся воспоминанию. — Это был классический случай успеха — восхождение от лохмотьев к богатству. Рожден в бедности, зато с блестящим умом… и стальной решимостью преуспеть, что отпугивало многих людей.
— Но не вас?
Герейнт покачал головой.
— Но не меня. Меня восхищает честолюбие, и мне нравится Доминик. Очень нравится. Он не любит распространяться о себе, но под этой устрашающей внешностью скрывается человек, которому я не колеблясь доверю свою жизнь. По-настоящему хороший человек. — Он усмехнулся. — К тому же я у него в большу-ущем долгу.
41 
