Шпага уже опускалась, когда молодые люди обернулись. Наверное, бросая последний вызов судьбе, они хотели встретить смерть лицом к лицу. В отчаянном порыве юноша попытался закрыть спутницу своим телом, надеясь ее защитить. Она оттолкнула его и движением столь плавным, что наемник не поверил своим глазам, выхватила из-под платья нож.
Клинок бранденбуржца не успел до конца начертить смертоносную дугу. Он выпал у него из рук и переломился, ударившись о землю. Солдат ошалело уставился на зияющую рану в верхней части бедра, а потом медленно сполз с седла и рухнул на землю.
Вытянувшись на земле, он смотрел, как из ноги потоком хлещет кровь, сначала медленно, потом все быстрее. Жизнь покидала его с той же скоростью, что и алая жидкость.
Его охватило странное оцепенение. Он не чувствовал боли. Несмотря на усталость, от которой слипались глаза, он хотел наслаждаться жизнью до последнего мгновения.
Женская фигура промелькнула у него перед глазами и скрылась в саду. Он решил, что это ангел зовет его за собой в рай. И он попытался доползти до Эдема, но врата захлопнулись, прежде чем он их достиг.
Макиавелли и Боккадоро хватило двадцати минут, чтобы пробежать по подземному ходу. Потрясенная девушка все еще сжимала в руке нож. Она судорожно вцепилась в руку молодого человека, когда они вышли на дневной свет. Не оборачиваясь, чтобы взглянуть на горящий город, они пустились в путь к Флоренции.
Долго они скакали галопом, не произнося ни слова. Вдруг Макиавелли обернулся и что-то прокричал. Но ветер унес его слова. Девушка ударила лошадь каблуком и подъехала к нему.
— Могу я тебя кое о чем спросить, Боккадоро?
— Да, конечно…
— Что ты делала тогда в саду? Ты ведь должна была сидеть взаперти у донны Мартины, верно?
Краска залила ее щеки.
— Сказать по правде, я и сама не знаю, зачем я туда пошла. У меня было какое-то предчувствие. Не могу объяснить. Может быть, нашим судьбам было суждено пересечься сегодня…
Она замолчала, а затем спросила в свою очередь:
— Послушай, а как тебя зовут?
— Никколо.
Порыв ветра отбросил ее темные волосы на лицо. Нервным движением она откинула их назад.
— Спасибо, Никколо, за то, что вытащил меня оттуда.
— Не стоит… Поехали скорее…
Путешествие прошло благополучно и без лишних разговоров. Солнце уже опускалось за горизонт, когда они въехали в северные ворота города.
Флоренция словно вымерла. Даже караульные покинули свои посты. Возбуждение предыдущих дней уступило место всеобщей усталости.
Они спешились и дошли до Понте Веккио. Мясные ряды, где в это время дня обычно кипела бурная жизнь, печально выставляли на обозрение пустые прилавки.
Подходя к баптистерию, они увидели первые толпы народа. Разделившись на небольшие группки, сотни людей переговаривались вполголоса.
— Что происходит? — спросил Макиавелли у юной прачки.
— Вы что, ничего не знаете? Вы одни, наверно, еще не слышали!
— Мы только что приехали.
— Сегодня нашли еще одно тело перед Оспедале делла Карита. Труп маленькой девочки.
— Только на этот раз, — добавила морщинистая старуха, — убийц видели.
— Как это?
— Все произошло на рассвете, когда все еще спали. Монастырская привратница услышала стук в дверь, пошла посмотреть, что там происходит, и нос к носу столкнулась с убийцами. Она так громко закричала, что они тут же убежали. Девочка была распята на двери, прибитая гвоздями за руки и за ноги, как Христос. Они забрали только глаза.
— Хуже всего то, — снова заговорила прачка, — что бедняжка умерла не сразу. Когда ее сняли с двери, она пришла в себя!
Слова застряли у нее в горле. Не в состоянии продолжать, она отвернулась и подняла взор к куполу собора. По легкому шевелению ее губ Макиавелли понял, что она молилась.
— Вы знаете, что видела та монашка?
За прачку ответила старуха:
— Она заметила, что убийц было несколько. Один очень высокий, а другой куда меньше ростом.
— Их было только двое?
— Нет, — прошептала она еще тише, — был еще один. Монах! Монах из монастыря Сан-Марко!
— Она его узнала?
— Нет, но она видела его сутану. Черно-белую!
Старуха уже не говорила, а изрыгала слова. Человек с изрытым оспой лицом присоединился к их разговору:
— Это может быть только проклятый доминиканец! Все по горло сыты им и его приспешниками. Они уже сожгли наши публичные дома и трактиры, а теперь убивают наших дочерей!