В комнату вошел мясник. Он поднял Макиавелли и победно поднес к окну:
— Друзья мои, вот тот, кто избавил нас от врага народа! Приветствуйте его так, как он того заслуживает!
Сбитый с толку этой глупостью, Макиавелли невольно вспомнил о гладиаторах, которые сражались для развлечения римских граждан. Чтобы завоевать расположение толпы, недостаточно было просто победить противника на арене. Следовало выпустить его кишки на песок и забрызгать мозгами первые ряды зрителей, чтобы удовлетворить публику.
Убийцы Валори применяли старые как мир правила. Они делали ставку на то, что из века в век плебеи ведут себя одинаково. Именно это знание делало их такими опасными.
В переулке чернь уже потеряла интерес к трупу. Все еще не насытившись, она требовала новую жертву. А наилучшая из жертв находилась в монастыре Сан-Марко.
Макиавелли обернулся. Теперь он был в комнате один. Гвиччардини по-прежнему стоял в дверях, но уже не заграждал никому дорогу своей внушительной тушей.
— Что произошло, Никколо? Я отсюда ничего не видел. Ты правда выбросил его в окно?
Его друг присел на краешек стула, стараясь не касаться запачканной кровью спинки. Его бил озноб, и он провел рукой по лицу.
— Нет конечно. Валори уже давно был мертв. Они были на крыше и сбросили его, потянув за веревку. Они нас поджидали.
— Но кто же тогда выпустил стрелу?
— Наверняка карлик. Ему было очень удобно целиться в Ручеллаи сверху. Его сообщнику пришлось дергать за веревку.
— Тогда поспешим, они должны быть еще на крыше!
— Сомневаюсь. Скорее всего, они давно скрылись. И потом, у меня нет никакого желания быть зарезанным, как боров. Лучше пойдем посмотрим, что происходит в монастыре.
Молодые люди медленно спустились вниз. Тело Ручеллаи все еще лежало посреди переулка, забытое всеми. Макиавелли бросил последний взгляд на труп Валори, который раскачивался у него над головой. Никто не осмелится снять его еще несколько дней. А тем временем вороны и черви успеют над ним потрудиться. Содрогнувшись от такой зловещей картины, он указал Гвиччардини на здание, где укрылись Савонарола и его приверженцы.
На площади, куда выходил монастырь, были заметны следы жестоких стычек, которые произошли здесь совсем недавно. Земля была залита кровью. Ворота монастыря распахнуты настежь.
Молодые люди бросились внутрь. Скудная мебель монахов, сваленная в кучу посреди двора, уже догорала. Ни одну из статуй, украшавших монастырь, не пощадил разрушительный гнев толпы. Даже фрески фра Анджелико пострадали от этой необузданной жестокости. Макиавелли с грустью провел рукой по тому, что раньше было величественным «Снятием с креста», а теперь превратилось в полустертый набросок.
Привалившись спиной к колонне, сидел монах. Лицо его было скрыто окровавленным капюшоном.
— Савонарола? — спросил Гвиччардини. Макиавелли склонился над мертвецом и откинул капюшон.
— Нет, это не он. Его, наверное, увели вместе с другими монахами.
— Как думаешь, куда их повели?
— Я думаю, они хотят сохранить видимость законности. Пока их, без сомнения, бросят в застенки Барджелло, а тем временем быстро осудят.
— Что же мы тогда можем сделать?
— Ничего, Чиччо… Мы проиграли. Надеюсь, Аннализе и Марко повезло больше, чем нам.
— Боюсь, что вам придется изменить свои планы, друзья мои!
Гнусавый голос карлика прозвучал со второго этажа монастыря. Преспокойно усевшись на краю крыши, он наслаждался видом двух обращенных к нему перекошенных лиц.
— Как тебе мое последнее представление? — спросил он у Макиавелли. — Не скоро ты сообразил что к чему!
Макиавелли не отвечал, а только сжал кулаки.
— Я оставил на своем пути трупов больше, чем кто бы то ни было на этой земле, — продолжал карлик. — Надеюсь, ты не думаешь, что ничтожный секретаришка вроде тебя сможет меня остановить?
— Что вам нужно? Почему вы преследуете нас?
— Нет, это вы вечно мне докучаете! Я не могу и шагу ступить, чтобы вы не путались у меня под ногами!
Гвиччардини угрожающе ткнул пальцем в сторону карлика:
— А ну-ка слезай, и мы сведем счеты раз и навсегда! Я жду, спускайся…
— Хватит дурака валять, мой мальчик! Мне, конечно, любопытно узнать, как глубоко мой клинок войдет в твое сало, но пока у меня есть дела поважней. Не беспокойся, у нас с тобой еще будет время поразвлечься.