Это была злая заметка, выносящая приговор несчастной Лайзе под видом сомнительной похвалы. Дезире сказала:
— Это не так уж плохо, дорогая, совсем не так уж плохо. Ты бы видела, какую чепуху иногда печатали обо мне, когда я начинала! Можно было подумать, что лучше всего для меня — собрать свои вещички и отправиться домой. Они все такие, эти критиканы. Сами ничего не могут и не выносят, когда что-то получается у других. Не обращай внимания на них, вот и все. Большинство из них отдали бы полжизни за то, чтобы играть на сцене. Но этого они не могут, поэтому и срывают злость на тех, кто может. Я всегда это говорила, и уж мне ли не знать.
Лайза позволила себя переубедить. Однажды за кулисами кто-то попросил у нее автограф, и это значительно подняло ей настроение.
Как и раньше, газетчиков больше занимало отсутствие Дезире, чем присутствие Лайзы. Один приступ разлития желчи мог быть расценен как нечто, что может случиться с каждым, но два уже начали вызывать подозрения. Появились намеки: а не кроется ли причина недомогания Дезире в том, что она злоупотребляет — ну, самую малость — своим любимым напитком.
Это заставило маму и Долли буквально кипеть от гнева и негодования и даже прибегнуть к угрозам подать в суд на авторов оскорбительных домыслов. Впрочем, через некоторое время они остыли.
— Ничего не поделаешь, — сказала мама. — Приходится с этим мириться.
Вскоре, однако, и газетчики видимо решили, что нет ничего нового в том, что дублерша заменяет на один-два вечера знаменитую актрису.
Так как после всех этих событий до нашей встречи в парке прошло совсем немного времени, основной темой беседы стало выступление Лайзы во время маминого вынужденного отсутствия.
Родерик вежливо слушал, как Лайза пересказывала ему все подробности.
Бедная Лайза, подумала я. Вероятно, эти разговоры приносят облегчение ее раненой душе. Она в этот момент описывала ему свое состояние леденящего страха в момент, когда поднимается занавес.
— Я знаю все танцевальные номера, все па, я столько раз наблюдала за ними со сцены, когда танцевала в кордебалете, а кордебалет участвует в «Графине Мауд» почти все время. И все же я постоянно спрашиваю себя: «А это я помню? А что идет дальше?» Начинают дрожать коленки, и я уже почти уверена, что перепутаю слова.
— Мама всегда говорит, что просто необходимо испытывать нервное напряжение, чтобы хорошо выступить. Очевидно, так с тобой и произошло.
— Надеюсь. Но никто этого не заметил.
— Долли заметил. В самом деле, он был доволен тобой. Я в этом уверена.
— Он сказал, спектакль сойдет со сцены, если с Дезире опять случится приступ.
— Ничего такого не случится, ни со спектаклем, ни с мамой. Оттого, что она не выступит один-два раза, зрителям только еще больше захочется ее видеть.
Я повернулась к Родерику.
— Пожалуйста, извини, что мы постоянно касаемся этой темы. Все это так важно для Лайзы.
— Я понимаю, — сказал он и добавил, обращаясь к ней, — жаль, что я не был на этом спектакле.
— А я, наоборот, рада этому. Лучше, если вы меня увидите, когда я наберусь побольше опыта.
— Надеюсь, опыта в «Мауд» больше не будет, — быстро проговорила я. — Ведь это станет возможно только, если у мамы опять случится приступ, и тогда мы все будем ужасно волноваться.
— О, я не это имела в виду. Конечно же, нет, я тоже так считаю. Я и сама разволновалась, когда это случилось во второй раз. Но, разумеется, как сказал доктор, это было простое совпадение. Так бывает.
— Может быть, вам дадут ведущую роль в другой пьесе — после того, как вы себя показали в этой. Должно быть, это очень трудно, когда узнаешь о выступлении за несколько минут до спектакля. Всякий это поймет.
— Такова работа дублерши. Я должна быть благодарна, что меня вообще взяли в театр. Так трудно куда-либо пробиться без друзей.
— Да, но теперь у вас есть друзья, — сказал Родерик.
Должно быть, она поняла, что мы слишком много говорим о ее делах и быстро сказала:
— Расскажите нам еще об этих необыкновенных находках на ваших землях. Как бы мне хотелось их увидеть!
Так мы и беседовали, и я уже почувствовала легкое раздражение против нее за то, что она опять помешала моему свиданию с Родериком.
Вместе с мамой мы поехали навестить Дженет Дэар. Она жила в Ислингтоне, где снимала на двоих с подругой небольшой домик. Дженет была рада нашему приезду.
Первое, что она сказала:
— Смотрите! И никаких костылей!