55 
Король свирепо посмотрел на поэта:
— Поосторожнее с такими обвинениями, милорд граф. Вы утверждаете, что среди моих подданных есть такие люди, которые добиваются выгод для себя, пусть даже в ущерб благу Англии?
— Увы, ваше величество, я высказал такое предположение, поскольку боюсь, что это правда.
Глазки Генриха сузились в знакомой всем манере. У всех присутствующих, за исключением Сюррея, тревожно забились сердца, никто не мог понять, чем закончится эта выходка поэта.
— Если кто-нибудь из вас, — продолжал король, — знает за кем-нибудь такую вину, то его долг и прямая обязанность — сообщить об этом нашему Совету.
Король попытался встать, но неожиданно сердито взревел и упал на стул. Катарина бросилась осматривать его ногу.
— Ваше величество, повязка слишком тугая.
— О боже, ты права! — закричал король. На лбу его выступили капельки пота, а лицо почернело от боли.
— Ты мое спасение, Кейт. Никто не может перевязать мою ногу так, как ты. Когда ее перевязывает кто-то другой, повязка всегда или слишком тугая, или, наоборот, слишком слабая.
Катарина обрадовалась, что сможет заняться повязкой.
— Дает ли ваше величество свое позволение ослабить ее?
— Конечно... и побыстрее, Кейт.
Пока она перевязывала его ногу, король на несколько секунд откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Он не мог думать ни о чем, кроме боли.
Но наконец он открыл глаза и посмотрел на придворных.
Как только король немного позабыл о боли, Райотесли сказал:
— Когда граф говорит о врагах вашего величества, он, вероятно, имеет в виду арестованную совсем недавно госпожу Кайм.
— И что сталось с госпожой Кайм? — быстро спросил Сеймур.
— Она сидит в Тауэре, как и полагается всем врагам короля.
И епископ отчетливо произнес:
— Да будет так.
Катарина увидела испуганные глаза трех своих дам — сестры, падчерицы и маленькой Джейн Грей. Эти трое любили ее сильнее всех и знали, что открытый удар по Анне Эскью был на самом деле открытым выпадом против нее. Сюррей спросил:
— И что с этой Анной Эскью? Она хотела, чтобы ее звали Эскью, а не Кайм. Миловидная дама. Изящна, высока и вечно грустна. Ее волосы такого же цвета, как и лютики в полях, а кожа белая, как у лилии; ее глаза своим цветом напоминают летнее небо.
— О ком это вы? — проревел король, почувствовав, что боль в ноге отпустила.
— Об Анне Эскью, ваше величество, — ответил Сюррей.
Король неприятно рассмеялся:
— Как и милорд граф, я ее хорошо запомнил, Слишком смела на язык. Я не люблю, когда женщины начинают учить меня, что надо делать.
Он зарычал от внезапной боли.
— Что ты делаешь, Кейт? Зачем ты мнешь мою могу?
— Тысяча извинений, ваше величество, — ответила Кейт. — Повязка выскользнула у меня на рук.
— Поаккуратнее, моя милая.
Сюррей решил продолжить опасный разговор об Анне Эскью:
— Она ушла от своего мужа, ваше величество.
Но тут его довольно энергично поправила леди Херберт:
— Правильнее было бы сказать, что это муж выгнал ее из дому, ваше величество.
— Что-что? — спросил король.
— Ее муж, ваше величество, выгнал ее из дома.
— У него были на то причины, — произнес Райотесли, криво улыбнувшись леди Херберт и королеве. — Ему не поправилось, что она не хотела подчиняться указам вашего величества.
— И правильно сделал, что выгнал, — сказал король. — Я не потерплю в своей стране неповиновения — от мужчины ли, от женщины ли, какой бы миловидной она ни была.
— Не все могут, — небрежно сказал Сюррей, - склонять голову туда, куда дует ветер.
Король бросил на графа свирепый взгляд, но для этого ему пришлось повернуться на стуле - и его нога выскользнула из рук Катарины, и Генрих вскрикнул от боли.
— На этот раз вы, ваше величество, неосторожно повернулись, — сказала Катарина, — но потерпите, сейчас я закончу перевязку, и вам станет легче. У меня есть новая мазь, которая, я уверена, облегчит боль.
Король снял свою шляпу с пером и вытер пот со лба.
— Как мне надоели все эти новые мази, — ворчал он.
— Как бы мне хотелось вылечить вашу ногу! — воскликнула Катарина.
— Я бы тоже наградил того, кто нашел бы лекарство от этих язв. Клянусь Богом, я не сплю по ночам из-за боли в ноге. Мы сегодня же попробуем твою мазь, Кейт. Ну вот, уже полегчало. — Король повернулся к придворным и нахмурился. — Не женщинам учить меня, что надо делать, — сказал он. — Я согласен в этом со святым Павлом: «Пусть женщины хранят молчание в церкви, ибо им запрещено там разговаривать; им велено подчиняться».
55 
