— Нет! — И потом: — Нет, прошу тебя. Я не хочу.
Но случившееся вовсе и не было занятием любовью. Лиза когда-то спросила его, не станет ли он принуждать ее силой, и Шон воспринял вопрос как нечто абсурдное. Но он не обратил внимания, когда Лиза сказала, что не хочет его, не хочет делать этого. Шон заставил ее замолчать, прижавшись губами к ее рту. Прижав к постели ее руки, он попытался раздвинуть ее бедра коленом, и когда это ему не удалось, ступней. Чтобы оправдать себя, он притворился, что Лиза разыгрывает скромницу, и смеялся ей в лицо, когда грубо, по-собачьи овладевал ею, проталкивая в нее свой пенис, прижав ее раскинутые в стороны руки к постели, не давая ей пошевелиться.
Она была беспомощна. Ей было больно, как не было никогда, даже в первый раз. Когда все закончилось и Шон прошептал ей, что он-то знает, что на самом деле ей это доставило удовольствие, он всегда мог сказать, нравится ли это девушке, Лиза подумала об Ив и Треворе Хьюзе. У Ив были собаки, которых она позвала на помощь, но у нее и этого не было. Шон тут же заснул. Лиза беззвучно плакала. Это было слабостью и глупостью, это было ребячеством, но она не могла остановиться.
Ив не потерпела бы такого отношения. Ив не допускала насилия над собой. Ни разу после того, что случилось с ней на обратном пути из аэропорта. Лизины страдания не были такими ужасными, но все же будущее представало перед ней в мрачном свете. Ив отомстила за себя троим за тех трех парней, которые причинили ей зло. Вот почему она сделала все это, больше из мести, чем из страха перед опасностью или ради собственной выгоды. Больше ради мести, чем ради Шроува.
Так во что теперь превратится ее собственная жизнь? Заниматься любовью, когда она этого хочет и когда она этого не хочет. Делать так, когда ей это вовсе не надо. После того, что случилось, Лизе казалось, что она никогда больше не испытает желания. Она вспомнила день свадьбы Днсонатана Тобайаса и как Ив воспользовалась подходящим случаем, чтобы преподать ей урок, она часто так делала. Ив прочитала Лизе лекцию относительно брака и свадебных обрядов, но ни словом не обмолвилась о необходимости подчиняться желаниям мужчины, даже если ты не хочешь этого, о том, что мужчины добьются своего, потому что они сильнее, о необходимости работать на них, обслуживать их и подчиняться их праву указывать тебе, что следует делать.
Возможно, Ив не сделала этого, потому что Лиза была тогда только ребенком. С тех пор прошло сто лет, и она больше не ребенок. Но ей по-прежнему некуда было бежать. И она оказалась в более трудном положении, чем раньше, когда она нуждалась только в мужестве. Сейчас у нее не было места, куда она могла бы убежать.
Кроме того, что Ив научила Лизу множеству бесполезных, по мнению Шона, вещей, она преподала ей еще один урок: она приучила Лизу переносить лишения и неудобства. Их жизнь не была легкой. Они научились радоваться малому, обходясь без игрушек, телевидения, видео, плееров, развлечений извне. Даже простую ванную они получили лишь через много лет. В сторожке был старый холодильник и еще более старая плита, но наверху не было ни обогревателя, ни перин, ни электрических одеял, таких, как она видела у Сперделлов, ни новой одежды — те джинсы и стеганое пальто были единственные ее вещи, не сшитые Ив и не купленные в благотворительном магазине Оксфам. Они не брали обеды на дом и не покупали полуфабрикатов, к которым приучил Лизу Шон, но которым она на самом деле не доверяла. Они выпекали в сторожке хлеб, выращивали для себя овощи, варили варенье и даже сыр. Если они куда-то направлялись, им приходилось идти пешком с тех пор, как не стало Бруно.
Ее мать воспитала в ней выносливость, умение переносить невзгоды, но какая польза от этого в мире сперделлов и супермаркетов? Здесь не нужно быть сильной, нужно иметь удостоверения и дипломы, семью и связи, крышу над головой и средства передвижения, нужны профессия и деньги. Что ж, у нее была тысяча фунтов.
Пояс с деньгами валялся на столе, куда бросил его Шон, когда раздевал Лизу. Если бы он узнал о деньгах, то захотел бы воспользоваться ими. А когда Шон хотел чего-то, он это брал. Шон сказал бы, что все, что принадлежит Лизе, является общим, а следовательно, его. Она встала, смыла со своего тела все его следы, натянула, чтобы согреться, рейтузы и красно-синий свитер и, свернув пояс с деньгами так плотно, насколько хватило сил, засунула его в ботинок. Отодвинувшись как можно дальше от Шона, на самый край постели, она провалилась в сон.