27 
— Она, наверное, скоро пойдет в школу. Не знаю, как вы собираетесь доставлять ее туда, не имея машины, но, я полагаю, будет ходить школьный автобус. По крайней мере от того места, где проселочная дорога соединяется с шоссе.
Мать ответила тоном, который пугал Лизу, когда она обращалась так к ней, что случалось крайне редко:
— Элиза будет обучаться частным образом. — И она пошла дальше, даже не дождавшись, пока дама втянет голову внутрь машины и поднимет стекло.
Так впервые Лиза услышала о школе. Она не знала, что это такое. Ни школа, ни школьники не упоминались в тех книгах, которые она в то время читала. Но она не спросила мать, поинтересовалась только именем дамы, и мать сказала:
— Миссис Хейден. Диана Хейден, — и добавила, что Лиза, вероятно, больше не увидит ее.
В октябре собак привезли на две недели, а через полгода — опять. Когда настало время Мэтту приехать за ними в «универсале», он не появился. Должно быть, случилось что-то непредвиденное, сказала мать, ей не могли сообщить об этом, так как у них не было телефона, а телеграфное сообщение прекратилось.
Но когда Мэтт и на следующий день не приехал, мать твердо уверовала, что задержка произошла из-за того, что едет сам мистер Тобайас. Он сказал слуге, что на этот раз собаками займется сам — сам съездит за ними. Но пока еще ждать его рано. После того как он хорошенько выспится и восстановит свой суточный биоритм, он сядет в машину или, более вероятно, в автомобиль с кузовом «универсал» и приедет сюда из Алзуотера, где он живет, но где у него нет никого, кто захотел бы присматривать за собаками. Мать была уверена, что он приедет. Они с Лизой отправились с утра пораньше в Шроув, и мать устроила там особо тщательную уборку.
Дома она вымылась на кухне в их кухонной ванне и вымыла голову. Это было на следующий день, утром. Она надела одну из своих длинных разноцветных юбок и плотно облегающую черную кофточку, зеленые бусы на шею и в уши вдела золотые серьги-кольца. У нее ушло полчаса на то, чтобы заплести особым образом волосы и закрепить их на затылке. И все это она делала потому, что приедет мистер Тобайас.
Он не приехал. Приехал Мэтт. Он приехал в полдень и, оттеснив мать, прошел в сторожку, прежде чем она успела остановить его.
— Меня свалил какой-то вирус, из тех, что свирепствуют сейчас, — сказал он, — а то я приехал бы раньше.
— Где мистер Тобайас?
— Позвонил из какого-то там Мозама и сказал, что приедет сегодня. Неужели он вам не сообщил? Ну не важно, ничего страшного, правда?
Ничего страшного! После того как Мэтт уехал, мать поднялась в свою спальню, бросилась на кровать и зарыдала. Лиза услышала, что она плачет, поднялась наверх, забралась к ней в кровать, крепко обняла ее и уговаривала успокоиться, не плакать, все будет хорошо.
Так оно и случилось. В июне, когда цвел шиповник и цвела бузина, а в лесу пели соловьи, мистер Тобайас приехал в Шроув в своем темно-зеленом сверкающем «рейнджровере». Собаки мчались за ним по пятам, когда он пробежал по тропинке через сад и забарабанил в дверь сторожки: — Ив, Ив, где ты?
Вот тогда Лиза и узнала, как зовут ее мать. Лиза назвала прошедший день Днем соловья, потому что соловьи пели не замолкая с утра до вечера и дольше. Люди несведущие, сказала мать, думают, что соловьи поют только по ночам, но это неправда, потому что соловьи поют в любой час.
6
— Мое настоящее имя Элиза. Иногда я думала, что Ив назвала меня в честь Элизы Дулиттл из «Пигмалиона».
— Что ты сказала?
— Потому что Ив задумала сделать со мной то же самое, что Пигмалион сделал с Галатеей и что профессор Хиггинс сделал с Элизой Дулиттл: он воссоздал ее заново, чтобы Элиза стала такой, какой он хотел ее видеть, или, скажем, чтобы воплотить в ней свой идеал.
Шон нахмурился, размышляя над ее словами.
— По-моему, похоже на мюзикл «Моя прекрасная леди».
— Ив, во всяком случае, сказала, что это не так, когда я спросила ее. Ей просто понравилось имя. — Лиза прикончила свой клубничный молочный коктейль и вытерла рот. — Шон, можно мне взять гамбургер? Знаешь, я ни разу его не пробовала.
— Конечно, можно. Мы оба возьмем по гамбургеру и еще чипсов.
— Разве не забавно? Я так боялась оставить сторожку и ее, я думала, что умру от страха.
— Вечно ты от чего-нибудь умираешь.
— Только никогда не довожу дела до конца, да? Я была так напугана, а теперь я вышла на свободу — вот как я понимаю это, я вырвалась из тюрьмы, — и мне это ужасно нравится. Или, может, все дело в том, что ты мне нравишься. Хетер мне не понравилась бы.
27 
