Последние отзывы

  50  

Она даже объявила, что хочет быть с мужем, и попросила Генриха потребовать от короля, чтобы ее отпустили к нему.

Генрих в Наварре тоже стал относиться к Марго теплее. Он знал, что короля Франции начинает беспокоить герой, Генрих де Гиз, которого всюду радостно приветствовали. Если у Генриха III и был в королевстве враг, доставлявший ему постоянное беспокойство, то являлся им не Генрих Наваррский, вождь гугенотов, а Генрих де Гиз, вождь его единоверцев — католиков. Наваррского он всегда презирал, и пока у него не было причин менять отношение к мужу Марго.

Поэтому Генриху Наваррскому, когда он просил короля отпустить к нему жену и сестру, казалось, что его просьба будет удовлетворена.

Однако в данное время он хотел слишком многого. Король ответил, что не считает Генриха Наваррского мужем сестры, поскольку Марго выходила замуж за католика, а не за гугенота. Однако сестре его, Екатерине, он разрешил вернуться в Беарн.

Екатерина, которой исполнилось семнадцать лет, приехала в Париж роковым летом 1572 года с матерью, когда та готовила женитьбу сына. И, как ее брат, была вынуждена принять католичество, отвергнув гугенотскую веру, в которой была воспитана.

Теперь ей разрешили готовиться к возвращению в Беарн.

Верный Агриппа д'Обинье однажды явился к Генриху в неракский замок и спросил, можно ли поговорить с ним.

Генрих кивнул, и Обинье сказал:

— К нам скоро должна вернуться принцесса Екатерина, надо, чтобы у нее был собственный двор.

Генрих снова кивнул.

— Несомненно.

— В таком случае необходимо сделать все приготовления до ее приезда. Нельзя забывать, что она слабая юная девушка, подвергшаяся дурным влияниям, которые ее бы не коснулись, оставайся она в Нераке или в По — как и хотелось бы вашей доброй матери.

— Из нас обоих сделали католиков, — сказал с усмешкой Генрих. — Ты считаешь, мой дорогой друг, что нашу дурную маленькую католичку надо обратить в маленькую добрую гугенотку?

Неодобрение на лице Обинье позабавило Генриха. Он любил выводить из себя тех, кого считал слишком серьезным.

— Полагаю, принцесса не подверглась дурным влияниям в последние годы, — пробормотал Агриппа. — Но все же окружение ее надо подбирать тщательно.

— Именно доверить это тебе, мой добрый Агриппа? Выкладывай, что у тебя на уме.

— Я думал об одной даме, которую можно поставить домоправительницей. Если ваше величество интересуется…

— Ты прекрасно знаешь, что меня интересуют все дамы.

— Та, о которой я веду речь, уже в возрасте, она сама мать, серьезная, добродетельная…

— И потому идеально подходит для этой должности. Поставь ее домоправительницей. Ты, как всегда, прав. Эта дама наверняка больше пригодится моей сестре, чем мне.

Генрих улыбнулся, Обинье тоже. Он был доволен. Ему хотелось ввести во дворец как можно больше серьезных дам.

Екатерина приехала в Нерак, и Генрих встретил ее так, словно они совсем не расставались. Настроен он был добродушно, шутливо, как всегда; а она радовалась возвращению домой. При французском дворе девушка чувствовала себя неуютно. Ей казалось, ее презирают за то, что она скромница — не меняет любовников одного за другим, как ее невестка, законодательница мод и вкусов Марго.

Здесь, в Нераке, она будет чувствовать себя дома.

Екатерина слезла с коня, обняла Генриха, потом, взглянув на замок, вспомнила мать и растрогалась. Генрих взял ее за руку и слегка сжал; ему были понятны чувства сестры; сам он при всем своем добросердечии не обладал глубиной чувств, вызывающей тоску по прошлому. И хотел, чтобы сестра улыбалась, а не плакала.

— Добро пожаловать домой, — сказал он ей. — Мы устроим пир в твою честь. Поверь, ты не пожалеешь, что вернулась.

— Надеемся, ваше высочество, вы не забыли, чему учила вас мать, — сказал Обинье.

Генрих засмеялся.

— Наш добрый друг стремится обратить тебя в гугенотку. Что скажешь по этому поводу?

— В глубине души я всегда оставалась гугеноткой, — ответила Екатерина. — Этого хотелось бы матери.

— Ты доставила Обинье радость — и мне тоже, — негромко сказал Генрих. Обнял сестру и неожиданно поцеловал — это было в его манере. — Ему — преданностью материнской религии; мне — возвращением.

Он сам повел сестру в ее покои, постоял с ней у окна, глядя на реку Баизу, которую они постоянно видели в детстве. Обинье с гордостью взирал на то, как обменялись приветствиями принцесса и мадам Тиньонвиль, очаровательная серьезная женщина; его радовало, что она может быть гувернанткой принцессе.

  50