Особенно,... 
62 
— Я так и думала. Такое платье могла сшить только та парижанка, что живет в квартале Шиаду. Я тоже заказала у нее пару платьев.
— Смею надеяться, не то, что сейчас на вас? — съехидничала графиня.
— Я так поняла, это платье и костюм для верховой езды, который я надевала утром, принадлежали американке… и дона Мафалда тоже это знает. Она приняла меня за нее.
— Худи Лаберна, — торжествующе вскинула руки испанка.
Аргентинка со стуком поставила чашечку на кофейное блюдце:
— Какая Худи?
— Джуди Лаверн, — уточнила Анна. — Мне сказали, несколько месяцев назад ее депортировали.
— Кто это вам сказал?
— Другая американка, Мэри Каплз.
— Почем ей знать? — фыркнула португалка.
— Эта маленькая пута [12] даже не бывала здесь, — подхватила испанка, и аргентинка радостно засмеялась.
— Джуди Лаверн погибла в аварии, — сказала графиня. — Прежде чем ее успели депортировать.
— Если вы катались в серре, вы уже видели эту дорогу, — подхватила португалка. — Она возвращалась в Кашкайш и не вписалась в крутой поворот, сразу после пересечения с шоссе на Азойю. Слетела с огромной высоты. Страшное дело. Машина буквально взорвалась. У девушки не было ни малейшего шанса спастись.
— Говорят, она пила, — зловещим эхом отозвалась вторая португалка.
— Откуда это известно? — придралась графиня. — Она сгорела дотла.
Жемчужное ожерелье внезапно сдавило Анне горло, машинальным движением она подсунула палец под бусины. Как же так, почему Мэри Каплз ничего не знала?
— Но зачем же мне дали одежду Джуди Лаверн? — еле слышно спросила она.
— Просто она оказалась под рукой, — проявила здравый смысл вторая португалка. — Вряд ли вы приехали с большим гардеробом… из Англии-то.
И вновь взгляды оторвались от Анны, встретились, многозначительно обмениваясь тайным знанием. Это чужое платье, эти люди, «высшее общество»! Аргентинка с волосами, зачесанными так туго, что брови поднялись выше челки, испанка, всюду чующая блуд, надменно презирающая маленькую путу Мэри Каплз. Сплетницы-португалки, удобно устроившиеся на своих пухлых задах, посасывающие нелепо разукрашенные мундштуки. Каждой позарез нужно показать, как много она знает — ни о чем. Единственный приличный человек во всей компании — еврейская графиня.
— Надеюсь, вы-то ничего не перепутаете, как дона Мафалда, — решительно заявила Анна. — Я — вовсе не Джуди Лаверн, хотя на мне ее платье.
— Разумеется, дорогая, — приторным голосом пропела португалка. — Разве кто что говорит?
Снисходительный тон только подлил масла в огонь, и Анна уже не могла сдержаться:
— Вы все знали, что Джуди Лаверн была любовницей мистера Уилшира, и вы решили, что я тоже стану его любовницей, раз уж я унаследовала ее одежду. Так вот: я не его любовница, не буду ей, никогда, ни за что не стану его любовницей!
После такой речи ей следовало бы решительным шагом выйти из гостиной, но, во-первых, пока разминешься со всей этой мебелью, а во-вторых… к черту! Графиня ласково похлопала Анну по руке, то ли подбадривая, то ли пытаясь остановить.
Атмосфера в комнате заметно сгустилась. Все посасывали свои сигареты и мундштуки — и молчали.
— Как вы думаете, кто первым войдет в Берлин? — небрежно спросила графиня.
Вопрос пробил группку сплетниц насквозь и врезался в стену как горящая стрела. Все сделали вид, будто ничего не слышали. Аргентинка с испанкой заговорили о конных бегах, португалки — о каких-то общих знакомых. Огненная стрела может поджечь дом и все сгорит дотла, прежде чем они ответят на такой вопрос.
Анну оставили наедине с графиней. Девушка спросила, как графиня попала в Португалию, и графиня охотно ответила: она живет здесь одна в небольшом пансионе в Кашкайше. Ее семья переправила ее в Испанию еще в 1942 году, якобы спасая от бомбардировок и приблизившегося фронта. Лишь на пароходе и потом в поезде, идущем в Мадрид, графиня из разговоров с другими беженцами поняла, от чего ее спасали. Тогда впервые она узнала о концлагерях, куда свозили евреев со всей Европы. От своих близких она больше известий не получала.
— Думаю, они ушли в подполье, — подытожила она. — Они понимали, что мне в моем возрасте в подполье не выжить, вот и отправили меня за границу. Еще несколько месяцев, и все будет кончено, тогда они дадут о себе знать, вызовут меня. Нужно быть терпеливой.
62 
