Особенно,... 
77 
Двое мужчин молча подошли к кровати и посмотрели на герцога. Один взял его за ноги, другой – за голову, но как только они приподняли его, Георг открыл глаза.
– Что такое? – спросил он сонно.
Они сразу же убрали свои руки. Один из них сказал:
– Ваша светлость, тысяча извинений. Мы не хотели тревожить вас.
– Мы подумали, что Ваша светлость просит еще выпить, – сказал другой.
– Выпить? Принесите мне выпить… сюда… сейчас… Человек, державший его ноги, подошел к изголовью кровати. Он склонился над Георгом и прошептал:
– Увы, Ваша светлость, мальвазия в бочонке. Мы можем помочь Вашей светлости подойти к нему.
Георг был мертвецки пьян, но упоминание о мальвазии несколько оживило его. Он кивнул, закрыл глаза и начал храпеть. Мужчины зашептались между собой.
– Он беспробудно пьян.
– Это хорошо. Я рассчитывал на это. Давай попытаемся еще раз.
Мужчина наклонился к самому уху герцога.
– Ваша светлость, мы поможем вам добраться до бочонка.
Георг только слабо сопротивлялся, когда эти люди подняли его с кровати. Он не удивился и тогда, когда обнаружил, что склонился над бочонком и смотрит в него. Он склонился еще ниже. Что за нектар! Это опиум, навевающий прекрасные сны. Он может теперь в свое удовольствие отведать вина. Ему ничего не нужно, кроме вина. Ему стало трудно дышать, он постепенно захлебывался, не в состоянии поднять голову, так как два сильных человека держали ее опущенной, чтобы он вовсю насладился любимым напитком.
Георг задыхался и пытался высвободиться, но что мог сделать пьяный человек против двух сильных мужчин, замысливших убийство!
Очень скоро Георг, герцог Кларенсский, перестал сопротивляться. Тогда убийцы приподняли его и наклонили в бочку так, что его голова и плечи оказались погруженными в вино.
Лондонский Тауэр II
По Лондонскому Сити снова расползалась чума. Она пришла из тесных закоулков трущоб, разбросанных вдоль берега реки. Мужчины, женщины, дети лежали по обочинам дорог, стонущие, просящие о помощи, которую никто не осмеливался им оказать. Из переулков с их сточными канавами, заполненными помоями, зловоние которых усиливалось жарким воздухом, чума распространилась на главные улицы города. Грязный Флит, словно оживший от мух, кормившихся на отбросах, спускаемых в эту реку мясниками и кожевниками, разнес ее дальше, и весь город застонал от несущего смерть захватчика, неизменно вторгавшегося на его улицы каждые несколько лет.
Двор переехал в Виндзор, и в этом огромном замке незаметно нарастало напряжение. Приступы лихорадки у короля стали более частыми. Люди спрашивали друг друга: «Долго ли он еще протянет?»
Чувства Джейн к человеку, которого она любила столь страстно, странным образом смешались. Было грустно смотреть, как он, раньше затмевавший всех своим великолепием, стал таким толстым, что едва мог свободно передвигаться. Эдуард был баловнем судьбы; природа наделила его редкими качествами, которые должны были сделать его великим. Но что за злая фея дала ему эту чрезмерную любовь к удовольствиям, это потакание своим желаниям, которые разрослись до таких размеров, что задушили все его добродетели?! Видеть его сейчас не по возрасту постаревшим, жалко пытающимся вновь обрести мужественность, столь безрассудно растраченную им, было ужасно больно.
Он очень изменился после смерти своего брата Георга, который, как говорили, утонул в бочке с мальвазией, но Джейн, бодрствовавшая рядом с королем в ночь смерти Георга, не могла поверить в то, что это был несчастный случай. Она знала, что каждый раз, когда упоминалось имя герцога, король вздрагивал и его налитые кровью глаза смотрели сквозь собеседника, словно он думал, что сможет увидеть нечто скрытое от других. Джейн считала, что Эдуард приказал убить брата.
«Я всегда буду любить тебя», – пылко уверяла она когда-то красавца-купца в доме Мэри Блейг. Тогда она свято верила в это, но человек, которого она любила, был так непохож на сегодняшнего Эдуарда. Обаятельный, остроумный донжуан стал братоубийцей; красивый, неотразимый мужчина превратился в вызывающего отвращение распутника.
В смятении Джейн блуждала по парку среди величавых дубов и широко раскинувших ветви буков. Она ходила по широким аллеям, наслаждаясь одним из прекраснейших видов в Европе, взбиралась на башню Эдуарда III и смотрела на утопающие в зелени, ласкающие взгляд окрестности, которые пересекала поблескивающая на солнце река. Все это время она пыталась подавить в себе дикую и неистовую страсть к человеку, пленившему ее так же, как некогда король.
77 
