Она встала у гроба, подняла свою клюку и указала ею на скамью Сент-Ларнстонов.
— Ее больше нет, моей маленькой леди, — тихо сказала она и добавила, повысив голос: — Проклинаю тех, кто свел ее в могилу.
Миссис Хемфилл, знавшая, как подобает вести себя жене священника, быстро подошла и взяла Джейн под руку.
Я услышала ее голос, хладнокровный, четко выговаривающий слова.
— Ну полно, пойдемте. Нам понятно ваше горе…
Но Джейн явилась в церковь, чтобы публично выразить свое негодование, и ее было не так легко увести от публики.
Несколько секунд она стояла, уставившись на скамьи Сент-Ларнстонов. Затем злобно потрясла клюкой.
Когда миссис Хемфилл уводила ее в глубь церкви, послышались звуки громких рыданий, и я увидела, как мать Джудит закрыла лицо руками.
— И зачем только я позволила ей выйти замуж? Эти слова услышали, наверное, многие, и в тот момент, казалось, все ждут какого-то небесного знамения, какого-то разоблачения свыше, какого-то отмщения тем, кого считали убийцами Джудит. Отец Джудит обнял жену.
Джастин вдруг вскочил со скамьи, когда позади меня, там, где сидели слуги Сент-Ларнстонов, снова что-то произошло.
Я услышала слова: «Она в обмороке».
Не оборачиваясь, я уже знала, кто.
Это я подошла к ней и распустила шнуровку у лифа Она лежала там в церкви на полу, шляпка свалилась, золотистые ресницы неподвижно покоились на бледной коже.
Мне хотелось закричать:
— Меллиора, я не забыла. Но у меня Карлион…
Слуги угрюмо наблюдали за происходящим. Я понимала, что означает выражение их лиц.
Признаны виновными в святом месте!
Мы снова в аббатстве. Слава Богу, колокола прекратили свой заунывный звон! Слава Богу, подняли шторы, чтобы впустить свет!
Мы выпили шерри и съели блюда, приготовленные для похоронной трапезы. Джастин был спокоен и замкнут. К нему вновь возвращалось его обычное самообладание. Но каким же несчастным он выглядел — убитым горем, как и подобало мужу, только что потерявшему жену.
Мать Джудит увезли домой. Опасались, что, если она останется, разразится истерическая сцена. Мы старались говорить обо всем, кроме похорон. О растущих ценах, о положении в правительстве, о заслугах молодого мистера Дизраэли, об ошибках Гладстона. Были и более близкие нам темы. На самом ли деле Феддер собрался закрыть свою шахту, и как это отразится на жителях края?
Я была хозяйкой. Будь здесь Джудит, я все равно бы выполняла эту роль, но теперь меня все считали хозяйкой, и так будет, пока не женится Джастин.
Но Джастин не должен жениться никогда! Вот все и сказано! Так я решила. У Джастина не должно быть законного сына, ведь прежде, чем он сможет его получить, он должен обзавестись супругой.
У Джастина никогда не должно быть сына, который сможет занять место Карлиона.
Но он ведь собрался жениться на Меллиоре? Сможет ли он это сделать? Только если готов противостоять непрекращающимся сплетням.
Захочет ли Джастин пройти через это?
Как только я освободилась, я поспешила в комнату Меллиоры, где царил полумрак, потому что никто не поднял у нее шторы.
Ее золотистые волосы были распущены, она лежала на кровати и выглядела молоденькой и беспомощной, так напоминая мне о днях нашего детства.
— Ах, Меллиора, — сказала я, и голос у меня прервался.
Она протянула мне руку, и я взяла ее. Я чувствовала себя Иудой.
— И что теперь? — спросила я.
— Это конец, — ответила она.
Я была сама себе противна. Я прошептала:
— Но почему? Теперь… вы свободны.
— Свободны, — горько рассмеялась она. — Мы никогда не были менее свободны.
— Но это нелепо. Она больше не стоит между вами. Меллиора, мы можем говорить друг с другом совершенно откровенно.
— Никогда она так прочно не стояла между нами.
— Но ее нет.
— Ты же знаешь, что говорят.
— Что он, возможно, с твоей помощью, ее убил.
Она приподнялась на локтях, в бешенстве сверкнув глазами.
— Как они смеют! Как они смеют говорить такое о Джастине.
— Похоже, что она умерла как раз в тот момент, когда…
— Не говори так, Керенса. Ты ведь этому не веришь.
— Конечно же, нет. Я уверена, что он не имеет к этому никакого отношения.
— Я знала, что могу положиться на тебя.
Не надо, Меллиора, не надо, хотелось мне закричать; какое-то мгновенье я не могла говорить, потому что боялась, что, заговорив, выпалю правду.