44 
— Что ты несешь? — раздраженно спросил Калик.
— Ты ведь сказал ему, кто я, верно? Последовала недолгая пауза, а затем он бросил:
— Даже если я сказал? Новая волна боли подступила к сердцу Элени, вонзив в него свои когти.
— И что ты конкретно ему сказал? — слегка дрожащим от переполнявших ее эмоций голосом спросила она. — Что ты приукрасил меня, как куклу, положившись на мой природный ум, о котором ты такого высокого мнения? Что этот облик позволил мне одурачить всех, кто не знает, кто я? И что на самом деле я работаю на твоей конюшне?
— Что бы я ни сказал Закари, это мое дело, — процедил Калик. — И как ты смеешь говорить со мной в таком тоне?
Но Элени пропустила мимо ушей звучавшее в его голосе предупреждение. Здравый смысл был заглушен какойто другой, более могучей силой.
— Потому что ты разозлил меня. И обидел. Мы с тобой любовники, Калик, а значит, это должно нас уравнивать. Но это теоретически, потому что практически это не так. Дело не в том, что мы занимаем разное положение. Я говорю о настоящем равенстве, которое заключается в том, что каждый может высказывать свою точку зрения. А я должна иметь право высказаться, даже если ты с этим не согласен!
— И о чем ты думаешь сейчас? — спокойно, даже слишком спокойно, спросил он.
Чтото шептало Элени отступить, пока не стало слишком поздно. Пока она не сказала такое, что больше уже нельзя будет исправить или забыть.
Но разве они уже не изменились? Разве в жизни не все меняется мгновенно, и часто помимо воли? И разве она с самого начала не знала, что все происходящее между ней и Каликом, как бы это ни было прекрасно, — явление временное, и если не теперь, то скоро весна их отношений сменится осенью, а затем от них останутся лишь воспоминания?
Но она должна сделать это хотя бы для себя, чтобы быть честной хотя бы по отношению к себе. Не может она просто так раскланяться с Каликом, как будто между ними ничего не было! Неужели она даже не попытается объяснить ему, если он сам этого не понимает, что у нее есть чувства и что их так легко задеть?
— Тебе понравилось, как я сыграла сегодня роль хозяйки твоего дома? — спросила она. — Или тебе просто доставил удовольствие сопряженный с этим риск? Ведь риск — твоя движущая сила в жизни, верно, Калик? Именно поэтому ты сказал брату, что я твоя любовница, хотя в этом не было особой необходимости, так как моя встреча с ним сегодня была первой и последней. Я только не понимаю, чего ты пытался добиться? Может, зависти со стороны брата по поводу того, что ты можешь завести себе любовницу из низшего круга, или, наоборот, хотел вызвать его неодобрение?
— Ну, хватит! — одернул ее Калик.
Но Элени не могла остановиться. Тем более не слишком ли уж часто она молчала в угоду Калику?
— У меня такое чувство, что ты намеренно рискуешь там, где риска можно избежать, — тихим голосом сказала она. — Как будто ты наказываешь себя за то, что Зафир так и не был найден.
— Я сказал — хватит! — с яростью прорычал Калик, хватая Элени за руки и склоняясь над ней. Ярость горела и в его глазах, обжигая своим пламенем. — Ты меня поняла?
Но Элени почемуто не испугалась. Она лишь сожалела, что ей не повезло полюбить мужчину, с которым у нее не могло быть никакого будущего. Но именно поэтому она чувствовала себя обязанной сказать ему то, о чем никто с ним не осмеливался заговорить.
— Нет, не хватит! — ровным голосом сказала Элени, твердо встречая его взгляд.
На лице Калика промелькнуло чтото похожее на растерянность, так как до этого он никогда не встречал отпор. И Элени не могла его винить. Как можно винить его в том, что он, возможно, был воспитан именно так, а не иначе? Ее сердце невольно смягчилось. Ей захотелось, чтобы он понял.
— Когда ты признаешь, что Зафир пропал совсем не по твоей вине, мой дорогой? — нежно сказала она. — В жизни всегда есть место случайностям или происшествиям, от которых не застрахован никто. Если ты не смиришься с этим и будешь продолжать жить на грани, однажды не заметишь, как переступишь эту грань. Если, конечно, ты не хочешь этого…
С минуту Калик молча смотрел на Элени, чуть ли не восхищаясь ее смелостью и сделанными ею выводами, но это длилось недолго, так как ее слова снова разбередили его рану. Инстинктивное желание сделать больно тому, кто только что причинил тебе боль, заставило его распрямить плечи.
— Помоему, ты забываешься, — холодно сказал он. — Я не обсуждаю благополучие своей души со слугами. Не тебе говорить, как мне следует или не следует себя вести. Думаю, мне лучше знать об этом, чем девчонке из дыры, из которой я ее вытащил.
44 
