– Вы выразили свое недовольство, – ответил Тендилья. – Если вы разойдетесь по домам и выбросите из головы мысль об отмщении, я обещаю доложить о вашем деле суверенам.
– Ты сам сделаешь это?
– Обязательно, – заверил их Тендилья. – Их Величества в настоящее время пребывают в Севилье. Как только я приведу в порядок свои дела, немедленно отправлюсь к ним и все объясню.
Зегри, сам испытавший то, что он называл вероломством христиан, протиснулся вперед и остановился возле главного альфаки.
– Откуда нам знать, – заговорил он, – что алькальд этим разговором не хочет просто выиграть время? Откуда нам знать, что он не станет нашим врагом и не поведет против нас христиан?
– Я даю вам свое слово, – молвил Тендилья.
– О, господин алькальд, меня пригласили в дом архиепископа Толедского в качестве гостя, а я оказался в темнице. Его отношение ко мне изменилось в течение часа. Что если и вы измените свое решение таким же образом?
В толпе раздался приглушенный ропот. Все помнили о том, что пережил Зегри.
Тендилья заметил, что негодование снова охватывает присутствующих. Ярость, вызванная поступком Хименеса, вспыхнула с новой силой.
И Тендилья принял решение:
– Я поеду в Севилью, – сказал он. – Вы хорошо знаете, как я люблю жену и своих двоих детей. Я оставлю их в качестве заложников. Это будет знаком моих добрых намерений.
В толпе воцарилось молчание.
И тогда главный альфаки произнес:
– Этим все сказано, господин алькальд.
В толпе послышались одобрительные возгласы. Эти люди не любили насилия. Они доверили Тендилье и Талавере избавить их от Хименеса, принесшего им столько бед, после чего, возможно, снова воцарится мир в их восхитительной красавице Гранаде.
* * *
Новости о том, что произошло в Альбайсине, дошли и до Хименеса. Теперь он встревожился. Он надеялся беспрепятственно продолжать обращение мавров в христианскую веру, но теперь осознал, что придется быть поосторожнее.
Тендилья бурей ворвался в его дворец и решительно высказал ему все, что думал. Он обвинил Хименеса в волнениях, впервые возникших в Гранаде со времен реконкисты, добавив при этом, что не сегодня-завтра он отправится в Севилью и доложит обо всем случившемся суверенам.
Хименес холодно ответил, что будет делать то, что задумал, вновь и вновь, и это окажется весьма болезненным для Гранады.
– Вы ничего не предпримете до тех пор, пока я не доложу обо всем их Королевским Величествам, – возразил Тендилья.
И Хименес, разумеется, согласился, что это мудро.
Как только Тендилья удалился, Хименес пал на колени и начал молиться. Это был важнейший момент в его жизни. Он не сомневался – то, что расскажет суверенам Тендилья, будет разительно отличаться от рассказанного им самим, и для него было чрезвычайно важно, чтобы Фердинанд с Изабеллой выслушали сначала его отчет.
И пожалуй, хорошо, что Тендилья отправится в Севилью на следующий день. Тем самым Хименес сможет опередить его.
Он поднялся с колен и послал за одним из своих слуг – высоким длинноногим атлетом негром, который бегал быстрее всех в округе.
– Я хочу, чтобы ты через полчаса отправился в Севилью, – сказал Хименес. – Готовься.
Хименес остался один, сел и написал свой отчет о происшедшем в Гранаде. Нужно было в срочном порядке спасать заблудшие души. Ему необходимо больше власти, и когда он ее получит, то сможет гарантировать, что обратит мавров Гранады в христианскую веру. Он не мог спокойно оставаться в стороне и наблюдать, как эти люди справляют языческие ритуалы. Он действовал по позволенью Божьему и теперь молился, чтобы суверены не закрывали глаз на волю Господа.
Затем он отослал раба.
– Чтобы ты был в Севилье как можно скорее, – приказал он.
И удовлетворенно улыбнулся, уверенный, что Изабелла с Фердинандом получат новости от него на несколько часов раньше, чем от Тендильи. На сей раз они прочтут его рассказ о восстании, и никакое красноречие Тендильи не убедит суверенов, что Хименес неправ в своих действиях.
* * *
Негр-раб пробежал первые несколько миль пути. Направляясь дальше, он увидел на дороге мавра, ехавшего на серой лошади. Негру тоже захотелось иметь лошадь, на которой он мог бы скакать, но он тут же выкинул эту мысль из головы и продолжал наслаждаться бегом.
Он славился быстротой своих ног и гордился этим. Любой может ехать на лошади. Но никто не мог сравниться с ним в скорости бега.