104 
Поэтому, обнаружив, что она бедна и нуждается в пристанище, Гортензия прибыла в Англию. Она была бесстрашна. Ей пришлось в разгар зимы с риском для жизни переправиться через пролив и прибыть с несколькими слугами в совершенно чужую страну, ни минуты не сомневаясь, что ее захватывающая красота обеспечит ей положение при королевском дворе.
Карл быстро вошел в комнату, взял ее руку и поцеловал, не спуская глаз с ее лица.
— Гортензия! — воскликнул он. — Но вы та же самая Гортензия, которую я любил много лет тому назад. Нет, не та же самая. Черт побери, я тогда не поверил бы, что кто-то может быть красивее, чем самая молодая из сестер Мазарини. Но теперь я вижу, что есть особа более прелестная — герцогиня Мазарини — выросшая Гортензия.
Она рассмеялась на эти его слова и непринужденным жестом руки пригласила сесть, как будто она была королева, а он ее подданный. Карл принял это как должное. Он чувствовал, что на самом деле должен забыть о своем королевском достоинстве перед такой красавицей.
Длинные ресницы оттеняли смуглую кожу лица. Карл не спускал глаз с красивых волос цвета воронова крыла, рассыпавшихся по голым плечам. Эта томная красавица возбудила в нем такое желание, какое он редко испытывал в последнее время. Он знал, что перенесенная болезнь изменила его, он стал не тем мужчиной, каким был прежде. Но он решил, что Гортензия должна стать его любовницей.
— Вы не должны оставаться здесь, — сказал он. — Вам следует тотчас переехать на Уайтхолл.
— Нет, — ответила она, улыбаясь своей томной улыбкой. — Может быть, позже. Если это можно будет устроить.
— Но это будет устроено!
Она рассмеялась, не считая нужным притворяться. Выросла она при французском королевском дворе. Она обладала всеми привлекательными качествами придворных этого двора и научилась быть практичной.
— Я очень бедна, — сказала она.
— Я слышал, что вы унаследовали все состояние своего дяди.
— Это так и было, — ответила Гортензия. — Арман, мой муж, быстро добрался до него и промотал.
— Как! Все?
— Все. Но какое это имеет значение? Я удрала.
— Мы наслышаны о ваших приключениях, Гортензия. Я удивляюсь, что вы не навестили меня раньше.
— Довольно и того, что я теперь приехала. Карл быстро соображал. Она будет просить пенсию, и, если получит достаточно большую, то переедет в Уайтхоллский дворец. Ему надо быстро увидеться с Данби и устроить все это. Но сейчас все эти дела он с ней обсуждать не будет. Она итальянка по происхождению, воспитывалась во Франции, и поэтому, какой бы томной она ни казалась, она знает, как соблюсти свою выгоду.
Не то чтобы он был не склонен обсуждать денежные вопросы с женщиной, но он боялся, что она потребует слишком много и он не найдет в себе сил отказать ей.
Он ограничился созерцанием этой несравненной красоты и мыслями о том, что в скором времени она будет принадлежать ему.
— Нам следовало бы вступить в брак, — сказал он.
— Ах! Воспоминания, воспоминания. А каким очаровательным мужем вы могли бы быть! Много лучше Армана, от которого я вынуждена была сбежать.
— Ваш дядя и слышать обо мне не хотел. Он не желал отдать свою племянницу скитающемуся принцу без королевства.
— Жаль, что вы не вернули себе королевство раньше.
— Я часто об этом думал… Теперь, увидев вас, я сожалею об этом больше, чем когда бы то ни было, потому что если бы я был королем с королевством, когда просил вашей руки, то не получил бы отказ.
— Мария тоже могла бы быть королевой, — ответила Гортензия. — Но дядя ей не позволил. Подумать только! Мария могла бы стать королевой Франции, а я — королевой Англии, если бы не дядя Мазарини.
Карл смотрел в ее лицо, восхищаясь совершенством черт, а мысли Гортензии были далеко. Она вспоминала французский королевский двор, при котором она выросла вместе со своими четырьмя сестрами — Лаурой, Олимпией, Марией и Марианной. Они все танцевали в балетах, которые ставились для маленького короля и его брата Филиппа; а ее дядя, кардинал Мазарини, и мать Людовика, Анна Австрийская, совместно правили Францией. Все племянницы кардинала славились своей красотой, но многие говорили, что малышка Гортензия была самой миловидной из всех. Как много хорошего усвоили они при этом самом роскошном и изысканном королевском дворе!
Она вспомнила, что Людовик — впечатлительный и мечтательный — первой полюбил Олимпию, а потом гораздо более страстно, более серьезно влюбился в Марию. Ей припомнились неудача Марии, ее слезы, отчаяние. Она представила себе Людовика, такого молодого, решительно настаивавшего на браке с Марией. Бедный Людовик! И бедная Мария!
104 
