Везла баба рожь и свалилась с воза вниз головой. Страшно разбилась: сотрясение мозга, вытяжение шейных позвонков, рвота, сильные боли и проч. Привезли ее ко мне. Она стонет, охает, просит у бога смерти, а сама глядит на мужика, который ее привез, и бормочет: «Ты, Кирила, брось чечевицу, после отмолотишь, а теперь овес молоти». Я ей говорю, что после об овсе, а теперь, мол, есть поговорить о чем посерьезнее, а она мне: «Овес-то у него очень хороший!» Хлопотливая, завидющая баба. Таким легко помирать.
Я уеду в Москву 5-го сентября. Надо новую квартиру искать.
Всего хорошего!
Ваш А. Чехов.
Червинскому Ф. А., 18 августа 1891 *
1000. Ф. А. ЧЕРВИНСКОМУ
18 августа 1891 г. Богимово.
18 авг., г. Алексин Тульск. губ.
«Спешу» ответить на Ваше письмо. Раньше я рассчитывал в начале августа поехать в гости к Суворину в Феодосию и там поговорить с ним о Вашей книжке * . Теперь же я по домашним обстоятельствам решил не ехать, а сидеть дома, посему советую Вам сделать следующее. Сходите в типографию Суворина, Эртелев пер., и повидайтесь там с управляющим Аркадием Ильичом Неупокоевым. Он высчитает Вам, сколько будет стоить Ваша книга и проч. После этого Вы, буде найдете нужным, напишите мне, а я напишу Суворину. Этак будет яснее. Если будете мне писать, то желательно подробности: сколько и как и что. При случае узнайте, почем платят в «Ниве» * . У меня есть подходящий рассказик. Если же случая не будет, то не узнавайте. Желаю вам получить Станислава и жениться на тех таинственных голубых глазах * , о которых Вы писали мне. Хорошо тому, кто служит в Сенате. * За него всякая невеста пойдет.
Ваш А. Чехов.
Суворину А. С., 28 августа 1891 *
1001. А. С. СУВОРИНУ
28 августа 1891 г. Богимово.
28 авг. Алексин.
Посылаю Вам фельетон Михайловского о Толстом * . Читайте и совершенствуйтесь. Фельетон хорош, но странно, напиши таких фельетонов хоть тысячу и все-таки дело не подвинется ни на шаг и все-таки непонятным остается, для чего все эти фельетоны пишутся.
За сим посылаю Вам злобу дня, брошюрку нашего московского профессора Тимирязева * , наделавшую много шуму. Дело в том, что у нас в Москве и в России вообще есть проф. Богданов, зоолог, очень важная превосходительная особа, забравшая в свои руки всё и вся, начиная с зоологии и кончая российской прессой. Сия особа проделывает безнаказанно всё, что ей угодно. И вот Тимирязев выступил в поход. Напечатал он свою статью в брошюрке, а не в газете, потому что, повторяю, все газеты в руках Богданова. Если иногда жиды или министры забирают в свои руки прессу, то почему не дозволить этого Моск<овскому> университету? И Университет в лице Богданова забрал и довольно ловко… Но об этом после, при свидании, ибо в письмо всё не влезет.
Как добавление к брошюре, посылаю заметку * . Тимирязев воюет с шарлатанской ботаникой, а я хочу сказать, что и зоология стоит ботаники. Вы прочтите заметку до конца; не надо быть ботаником или зоологом, чтобы понять, как низко стоит у нас то, что мы по неведению считаем высоким.
Если заметка годится, то напечатайте ее; если она неудобна, то, разумеется, к чёрту. Заметка покажется Вам резкою, но я в ней ничего не преувеличил и не солгал ни на йоту, ибо пользовался документальными данными * .
Подписываюсь я буквой Ц, а не собственной фамилией на том основании, что, во-первых, заметка писана не мною одним, во-вторых, автор должен быть неизвестен, ибо Богданову известно, что Вагнер живет с Чеховым, а Вагнеру надо защищать докторскую диссертацию и т. д. — и ради грехов моих Вагнеру могут без всяких объяснений вернуть назад его диссертацию. Да и к чему моя подпись?
Гонорара не надо, ибо половина заметки состоит из выписок из Тимирязева и документов.
Итак, два условия: сохранение имени автора в самой строгой тайне и вместо гонорара фунт табаку. В случае несогласия хотя бы на одно из сих условий заметку прошу не печатать.
Заметка, в случае надобности, подлежит сокращениям и стилистическим изменениям.
Пишу свой Сахалин и скучаю, скучаю… Мне надоело жить в сильнейшей степени.