На пароходе я первым долгом дал волю своему таланту, т. е. лег спать. Проснувшись, узрел солнце. Волга недурна; заливные луга, залитые солнцем монастыри, белые церкви; раздолье удивительное; куда ни взглянешь, всюду удобно сесть и начать удить. На берегу бродят классные дамы * и щиплют зеленую травку, слышится изредка пастушеский рожок. Над водой носятся белые чайки, похожие на младшую Дришку.
Пароход неважный. Самое лучшее в нем — это ватерклозет. Стоит он высоко, имея под собою четыре ступени, так что неопытный человек вроде Иваненко легко может принять его за королевский трон. Самое худшее на пароходе — это обед. Сообщаю меню с сохранением орфографии: щи зеле, сосиськи с капу, севрюшка фры, кошка запеканка; кошка оказалась кашкой. Так как деньги у меня нажиты по́том и кровью, то я желал бы, чтобы было наоборот, т. е. чтобы обед был лучше ватерклозета, тем более что после корнеевского сантуринского у меня завалило всё нутро, и я до самого Томска обойдусь без ватера.
Со мной едет Кундасова. Куда она едет и зачем, мне неизвестно. Когда я начинаю расспрашивать ее об этом, она пускается в какие-то весьма туманные предположения о ком-то, который назначил ей свидание в овраге около Кинешмы, потом закатывается неистовым смехом и начинает топать ногами или долбить своим локтем о что попало, не щадя <…> жилки. Проехали и Кинешму, и овраги, а она все-таки продолжает ехать,
чему я, конечно, очень рад. Кстати: вчера первый раз в жизни видел я, как она ест. Ест она не меньше других, но машинально, точно овес жует.
Кострома хороший город. Видел я Плес, в котором жил томный Левитан; видел Кинешму, где гулял по бульвару и наблюдал местных шпаков; заходил здесь в аптеку купить бертолетовой соли от языка, который стал у меня сафьяновым от сантуринского. Аптекарь, увидев Ольгу Петровну, обрадовался и сконфузился, она — тоже; оба, по-видимому, давно уже знакомы и, судя по бывшему между ними разговору, не раз гуляли по оврагам близ Кинешмы. Так вот они где шпаки * ! Фамилия аптекаря Копфер.
Холодновато и скучновато, но в общем занятно.
Свистит пароход ежеминутно; его свист — что-то среднее между ослиным ревом и эоловой арфой. Через 5–6 часов буду в Нижнем. Восходит солнце. Ночь спал художественно. Деньги целы — это оттого, что я часто хватаюсь за живот.
Очень красивы буксирные пароходы, тащущие за собой по 4–5 барж; похоже на то, как будто молодой, изящный интеллигент хочет бежать, а его за фалды держат жена-кувалда, теща, свояченица и бабушка жены.
Папаше и мамаше поклон до земли; всем прочим по пояс. Надеюсь, что Семашко, Лидия Стахиевна и Иваненко ведут себя хорошо. Интересно знать, кто теперь будет кутить с Лидией Стах<иевной> до 5 часов утра? Ах, как я рад, что у Иваненки нет денег!
Чемодан, купленный Мишей, рвется. Благодару́ вам. Здоровье у меня абсолютное. Шея не болит. Вчера не выпил ни капли.
Возьмите у Дришки * Фофанова * . Кундасовой отдашьте * французский атлас * и путешествие Дарвина * , стоящее на полке. Это по части Ивана.
Солнце спряталось за облако, стало пасмурно, и широкая Волга представляется мрачною. Левитану нельзя жить на Волге. Она кладет на душу мрачность * . Хотя иметь на берегу свое именьице весьма недурно.
Желаю всем всего хорошего. Сердечный привет и 1000 поклонов.
Миша, научи Лидию Стах<иевну> отправлять заказную бандероль и отдай ей билет на Гоголя * . Помните, что Суворину возвращен один том Гоголя для переплетного образца. Значит, получить надо 3 тома.
Если бы лакей проснулся, то я потребовал бы кофе, а теперь приходится пить воду без удовольствия * . Поклон Марьюшке и Ольге * .
Ну, оставайтесь здоровы и благополучны. Буду писать исправно.
Скучающий вологжанин *
Homo Sachaliensis[4]
Поклон бабушке * .
А. Чехов.
Кувшинниковой С. П., 23 апреля 1890 *
809. С. П. КУВШИННИКОВОЙ
23 апреля 1890 г. Волга, пароход «Александр Невский».
23 апр., рано утром.
Видел Плес * . Узнал я кладбищенскую церковь, видел дом с красной крышей… Слышал унылую гармошку. Немножко холодно ехать. Кое-где на берегу попадается снег.