Самочувствие хорошее. Если бы не холод, то можно было бы стоять на палубе, а в каюте скучновато.
Икра удивительная * ; за неимением компании я ем ее без водки, и все-таки она великолепна. Бутылка с коньяком будет раскупорена на берегу Великого океана. Кланяюсь всем.
Ваш А. Чехов.
На обороте:
Москва, Мясницкий полицейский дом,
кв. д-ра Д. П. Кувшинникова
Ее высокородию Софии Петровне Кувшинниковой.
Чехову М. П., 23 апреля 1890 *
810. М. П. ЧЕХОВУ
23 апреля 1890 г. Волга, пароход «Пермь — Нижний».
Перед вечером.
Я читал «Скрипку» * . Передай авторше, что псевдоним Евг. — ов * не годится, ибо ее рассказы будут приписывать Евгению Львову, к<ото>рый тоже пишет рассказы.
Когда выедете в Сумы, уведомьте об этом Суворина. Плыву на братьях Каменских * . Только что поел от нечего делать икры и сижу у себя в маленькой каютке. Solo. Волга до Нижнего хороша, после Нижнего отдает холодом. Впрочем, недурно. Здоровье великолепно, настроение биржи крепкое. Кланяюсь всем. Домой не хочется, но хотелось бы, чтобы вся наша шпаковая компания плыла со мной. Аревуар.
Экс-Шпак.
На обороте:
Москва, Кудринская Садовая, д. Корнеева
Михаилу Павловичу Чехову.
Чеховым, 24 апреля 1890 *
811. ЧЕХОВЫМ
24 апреля 1890 г. Кама, пароход «Пермь — Нижний».
24, вечером.
Друзья мои тунгусы! Плыву по Каме, но местности определить не могу; кажется, около Чистополя. Не могу также воспеть красоту берегов, так как адски холодно; береза еще не распустилась, тянутся кое-где полосы снега, плавают льдинки — одним словом, вся эстетика пошла к чёрту. Сижу в рубке, где за столом сидят всякого звания люди, и слушаю разговоры, спрашивая себя: «Не пора ли вам чай пить?» Если б моя воля, то от утра до ночи только бы и делал, что ел; так как денег на целодневную еду нет, то сплю и паки сплю. На палубу не выхожу — холодно. По ночам идет дождь, а днем дует неприятный ветер.
Ах, икра! Ем, ем и никак не съем. В этом отношении она похожа на шар сыра. Благо, несоленая.
Нехорошо, что я не догадался сшить себе мешочек для чая и сахара. Приходится требовать стаканами, что и невыгодно и скучно. Хотел сегодня утром купить в Казани чаю и сахару, да проспал.
Возрадуйтесь, о матерь! Я, кажется, проживу в Екатеринбурге сутки и повидаюсь с родственничками * . Быть может, сердце их смягчится и они дадут мне три рубля денег и осьмушку чаю.
Из разговоров, которые сейчас слышу, заключаю, что со мною едет судебная палата. Люди не даровитые. Зато купцы, которые изредка вставляют свое словцо, кажутся умницами. Богачи попадаются страшенные.
Стерляди дешевле грибов, но скоро надоедают. О чем еще написать? Больше не о чем… Впрочем, есть генерал и тощий блондин. Первый мечется из каюты на палубу и обратно и всё куда-то направляет свою фотографию, второй загримирован Надсоном и старается дать понять, что он писатель; сегодня за обедом соврал какой-то даме, что он печатал книжку у Суворина; я, конечно, изобразил на лице трепет.
Деньги целы все за исключением тех, которые я проел. Не хотят, подлецы, кормить даром!
Мне не весело и не скучно, а так какой-то студень на душе. Я рад сидеть неподвижно и молчать. Сегодня, например, я едва ли сказал пять слов. Впрочем, вру: разговаривал с попом на палубе.
Стали попадаться инородцы. Татар очень много: народ почтенный и скромный.
Большое удобство: уходя из каюты, запираешь ее на ключ; ложась спать, тоже. Так что до Перми у меня ничего не украдут.
Низко кланяюсь всем. Папу и маму усердно прошу не беспокоиться и не воображать опасностей, которых нет. Кланяюсь Семашечке с виолончелью, Иваненке с флейтой и Тер-Мизиновой * с бабушкой * . Передайте Дюковскому мое сожаление по поводу того, что нам не удалось видеться перед моим отъездом. Он хороший человек. Поклон Кувшинниковым. Если Кундасова уже приехала, то и ей.
Будьте все здоровы и благополучны.
Ваш А. Чехов.
Извините, что пишу Вам только о еде. Если бы не еда, пришлось бы писать о холоде, ибо сюжетов нет.