Особенно,... 
250 
Год устанавливается по письму Г. И. Россолимо от 4 октября 1899 г., на которое Чехов отвечает; Россолимо ответил 24 октября (ГБЛ).
…за фотографию 8 р. 50 к. и годичный взнос — 5 р…. — См. предыдущее письмо. Россолимо писал Чехову: «Хотя канун появления нашей курсовой группы и длится чересчур долго, тем не менее нас не покидает надежда видеть наши планы осуществленными. Ваше участие в этом товарищеском памятнике будет для нас особенно дорого, ввиду чего позволяю себе еще раз обратиться к Вам от имени товарищей с просьбой ответить: 1) желаете ли участвовать? 2). Какой вид группы Вы бы предпочли: книгу автобиографических кратких сведений с фототипиями или традиционный лист? Если будете участвовать, то не откажитесь прислать на мое имя Ваш кабинетный портрет, краткую автобиографию и 8 р. 50 к. за группу. Кроме того, считаю своим долгом известить Вас, что у нас составилось курсовое общество взаимопомощи; из 5-ти рублевых годичных взносов за 1899 год собрано свыше 300 рублей; взносы принимает наш казначей доктор Аполлинарий Антонович Ральцевич (Старая Басманная, д. Бостанжогло).
Вот таковы результаты нашего юбилейного ужина; как жалко, что Вас не было с нами! Что касается меня, то не скажу, чтобы мне там было весело…».
2916. В. М. СОБОЛЕВСКОМУ
14 октября 1899 г.
Печатается по автографу (ЦГАЛИ). Впервые опубликовано: ПССП, т. XVII, стр. 328, с ошибочным отнесением к 1898 г. В ПССП, т. XVII, стр. 505, письмо датировалось 1898 годом по упоминанию рассказа, работа над которым была закончена и который Чехов обещает «немедленно» выслать Соболевскому. По мнению комментатора, этот рассказ — «Новая дача» («Русские ведомости», 1899, № 3, 3 января). Однако к осени 1898 г. были сделаны только заготовки к трем главам этого рассказа. 21 октября 1898 г. Чехов обещал Соболевскому: «Как только начнется дурная погода, я засяду и напишу Вам дюжину рассказов. Обещаю — и слово мое твердо». Скорее всего «Новая дача» была написана в период между 12 и 23 декабря 1898 г. (подробнее об этом см. т. 1 °Cочинений, стр. 414–416). Следовательно, в комментируемом письме имеется в виду другой рассказ.
По-видимому, речь идет о рассказе, над которым Чехов работал осенью 1899 г. и поначалу предназначал для «Русских ведомостей». Как явствует из письма Чехова к Соболевскому от 19 января 1900 г., «рассказ растянулся», превратился в повесть «В овраге» и «пришлось отправить его в другое место» (см. т. 9 Писем). К 1898 году письмо не может также относиться потому, что не содержит упоминания или даже намека о смерти П. Е. Чехова, о которой Чехов узнал 13 октября 1898 г. (см. т. VII Писем). Известие о ней содержится в письме Чехова к Соболевскому от 21 октября 1898 г, которое начато словами: «Дорогой Василий Михайлович, не писал Вам до сих пор, потому что ничего не было определенного <…> Теперь же помаленьку всё определилось и я могу написать Вам», т. е. оправдывается за очень долгое молчание. В этом не было бы необходимости, если бы Чехов отправил Соболевскому письмо 14 октября 1898 г.
2917. А. И. УРУСОВУ
16 октября 1899 г.
Печатается по автографу (ГБЛ). Впервые опубликовано: «Князь А. И. Урусов. 1843–1900. Статьи его. Письма его. Воспоминания о нем», т. II–III, М., 1907, стр. 315–316, с датой — 16 апреля. Дата исправлена в ПССП, т. XVIII, стр. 244–245.
Ответ на недатированное письмо А. И. Урусова: «Дорогой Антон Павлович! У меня к Вам большая просьба…» (ГБЛ; Из архива Чехова, стр. 218).
…я хотел быть у Вас в апреле… — Чехов был в апреле в Москве. Урусов писал: «…как огорчило меня Ваше пребывание в Москве в апреле этого года — не заглянув ко мне!»
…радости, которые Вы доставили мне в течение зимы… — См. письмо 2622 и примечания * к нему.
…я не могу печатать «Лешего». — Урусов писал: «Не будьте же Вы глухи к моей просьбе. Вот в чем дело. С января выходит в С.-Петербурге новый журнал, посвященный театру, „Пантеон“, под редакцией Дягилева, который с группой молодых писателей и художников (Мира искусства) исповедует культ Чехова более, чем где-либо. Я посоветовал им просить у Вас „Лешего“ и напечатать его, как замечательный вариант „Дяди Вани“. Я обещал им дать этюдик „Чехов как драматический писатель“. Они заплатят хорошо: можете сами назначить. Они схватились за эту мысль с восторгом! Дайте же нам право напечатать вещь, которая и без того уже налитографирована и распространена, которая шла на сцене и известна всем „чеховистам“. Скажите только „да“ и больше ничего. Я уж сам разыщу свой экземпляр. Поверьте чести, это дитя Вашей музы Вас не пристыдит. Вы ужасно к себе строги. До жестокости! Ну, сделайте это для меня. Умойте руки». Урусов вообще придерживался того мнения, что Чехов испортил «Лешего», переделав его в «Дядю Ваню». 27 января 1899 г. он писал Чехову: «Я внимательно перечел „Дядю Ваню“ и с грустью должен сказать Вам, что Вы, по моему мнению, испортили „Лешего“. Вы его искромсали, свели к конспекту и обезличили. У Вас был великолепный комический негодяй: он исчез, а он был нужен для внутренней симметрии, да и шелопаи этого пошиба, с пышным и ярким оперением, у Вас выходят особенно удачно. Для пьесы он был дорог, внося юмористическую нотку. Второй, по-моему, еще более тяжкий грех: изменение хода пьесы. Самоубийство в 3-м и ночная сцена у реки с чайным столом в 4-м, возвращение жены к доктору — всё это было новее, смелее, интереснее, чем теперешний конец. Когда я рассказывал французам летом, они были поражены именно этим: герой убит, а жизнь идет себе. Актеры, с которыми я говорил, того же мнения. Конечно, и „Ваня“ хорош, лучше всего, что теперь пишется, — но „Леший“ лучше был, и хорошо, если бы Вы разрешили его поставить» (ГБЛ; Слово, сб. 2, стр. 288).
250 
