Особенно,... 
105 
Король был глубоко тронут, получив письмо от самого Страффорда. Граф понимал, насколько высоки ставки в этой игре. Возможно, он осознавал это даже лучше, чем мы с Карлом. Страффорд видел, что идет яростная борьба между королем и парламентом и что еще есть время спасти страну от гражданской войны. Парламент принял решение казнить его, Страффорда, и если король не согласится утвердить приговор, то чернь поднимется против государя и попытается уничтожить все, что стоит за монархией. Страффорд не мог не понимать всего этого – и как преданный слуга своего короля и своей страны освободил государя от прежней клятвы.
Карл расчувствовался, но, думаю, письмо это помогло ему принять трудное решение. Весь следующий день улицы были забиты толпами. Они осаждали Уайтхолл и Сент-Джеймс. Положение становилось все более угрожающим.
Я продолжала умолять Карла не сдаваться, но теперь понимала, что если он не уступит, то это может означать конец для всех нас. Я думала о своей матери, о детях, о самом короле… и мой здравый смысл подсказывал мне, что Страффорд должен умереть.
Карл был вне себя от горя. Он дал слово Страффорду, но тот освободил его теперь от этого обещания. Хотя в душе Страффорд, конечно, верил, что король никогда не согласится на его казнь.
– Вы сделали все, что могли, – сказала я Карлу. – Никто не смог бы сделать большего.
Король кивнул.
– Но я дал слово! Возможно… Я обязан сдержать его, – вновь запротестовал Карл.
– Но какой ценой?! – воскликнула я. – Наши дети… Я…
– О нет, не говорите так, – взмолился он, – я не переживу, если с вами что-нибудь случится.
– Карл, мы должны прислушаться к голосу разума, – сурово изрекла я. – Я очень хорошо отношусь к Страффорду. Я знаю, что он был нашим самым преданным другом… но слишком много жизней поставлено на карту.
Король обнял меня. Сейчас он был спокоен; лицо его окаменело, но я знала, что он думает обо мне и о детях.
Потом он медленно произнес:
– Другого выхода нет. Я должен подписать приговор.
Казнь Страффорда была назначена на завтра – на двенадцатое мая.
Никогда не забыть мне этого дня! Карл настоятельно хотел знать, как повел себя Страффорд, когда услышал, что Карл подписал ему смертный приговор.
Муж мой так никогда и не смог избавиться от чувства вины и этих горьких воспоминаний. Я уверена, что до последних минут своей жизни он думал о Страффорде, – и перед мысленным взором короля то и дело возникало лицо человека, узнавшего, что государь его предал. А ведь Карл отчаянно пытался спасти своего друга. Свою подпись под смертным приговором король считал гнусным предательством и не желал воспринимать иначе, хотя я изо всех сил старалась убедить его в том, что ему не в чем винить себя. Ведь Страффорд сам советовал ему поступить именно так!
Но королю рассказали, что, выслушав приговор, Страффорд пробормотал:
– Никогда не доверяйте принцам!
Несчастный, он был так измучен! Не столько страхом за себя, сколько за свою семью.
Страффорд написал письмо Лоду, который тоже томился в Тауэре, и попросил архиепископа подойти к окну и благословить его, когда он будет проходить мимо. Лод так и сделал, а потом потерял сознание и рухнул на пол в тот миг, когда Страффорд всходил на эшафот возле башни Тауэра.
Посмотреть на казнь собрались толпы людей, и когда Страффорд поднял руку и обратился к ним, на площади воцарилось напряженное молчание.
Многие пересказывали нам потом слова Страффорда, и суть их сводилась к следующему:
– Я всегда верил в то, что парламент в Англии – преданный слуга монархии и нации, пекущийся лишь об одном – о том, чтобы государь и его народ жили мирно и счастливо. Не позволяйте же, чтобы первые строки гимна счастью народному были написаны кровавыми буквами!
Таков был завет Страффорда, но народ не внял ему.
Страффорд встретил смерть спокойно, как и подобает благородному человеку; он не дал завязать себе глаза и попросил немного времени, чтобы молча помолиться. Страффорд пообещал, что, закончив разговор с Богом, он поднимет руку – и тогда палач может браться за топор.
Так умер наш друг.
В тот день закончились его земные горести и беды.
Наши же только начались…
ШПИОНКА
Когда я приехала к своей матери, та в ужасе металась по дворцу. Ей и в собственном королевстве приходилось видеть разъяренные толпы, а потому она отлично знала, что такое народный гнев и в какую чудовищную бурю он может превратиться.
105 
