Разумеется, рождение второго принца вызвало в стране ликование. Ведь Джеймс мог стать королем, если бы с Карлом, не приведи Господь, случилось бы какое-нибудь несчастье. Я понимала, что мне ни за что не дадут воспитать Джеймса в католической вере, и не протестовала, когда его окрестил королевский капеллан. Мальчик получил титул герцога Йоркского. Я не могла нарадоваться на своего прелестного ангелочка, и мне захотелось все же попробовать с детства приобщить его к истинной вере. Поэтому я выбрала для него кормилицу-католичку. Добрая женщина очень привязалась к ребенку, однако ее появление при дворе не прошло незамеченным, и Карлу дали понять, что она должна либо принять протестантство, либо оставить свое место. Негоже, мол, растить из возможного наследника престола идолопоклонника.
Расстроенный Карл все мне рассказал и добавил, что, если женщина согласится отказаться от истинной веры, ей разрешат остаться во дворце.
Я запротестовала.
– Она прекрасная кормилица и няня. Ребенок привык к ней. Я не смогу найти ей достойную замену.
Но Карл был непреклонен, и я поняла, что мои просьбы и даже слезы ничего не изменят.
Он немедленно послал за няней и мягко растолковал ей, что, хотя она очень хорошо исполняет свои обязанности и королева довольна ею, она все же должна помнить, что ребенок при определенных обстоятельствах может стать королем Англии. Англичане же считают, что у маленького принца не должно быть кормилицы-католички. Единственное, что от нее требуется, – это признать, что право римского папы вмешиваться в дела государей является нечестивым и еретическим. И оно, конечно же, заслуживает осуждения.
– Согласитесь с этим, – сказал король, – и все будет хорошо.
Няня в ужасе воскликнула:
– Отречься от папы! Усомниться в правах Его Святейшества! Нет-нет, никогда… никогда!
– Тогда вы должны покинуть дворец, – объявил король.
Я была в полном отчаянии и не желала слушать никаких утешений. Я сказала, что любая женщина в стране может выбрать няню для своего ребенка, но королева, дочь великого Генриха IV, лишена этого права.
Король продолжал успокаивать меня, но я только рыдала. Ведь я так мечтала обратить в католичество не только мужа, но и весь английский народ! Мне хотелось войти в историю, подобно святому Августину,[46] и я даже надеялась, что уже сумела поколебать основу протестантской веры в этой стране.
Господи, как же я заблуждалась! Англичане по-прежнему ненавидели католиков, и потому мне нельзя было даже доверить своего крохотного сына няне-католичке.
Я отказывалась есть и целыми днями лежала в постели, мучимая безысходной тоской. Я очень похудела, и обеспокоенный король призвал ко мне лекарей. Им так и не удалось определить, чем я больна, и они в конце концов заявили, что чувства мои расстроены и что я потеряла желание жить.
Карл не знал, как быть, и очень терзался из-за меня, ибо его любовь ко мне была очень велика. Конечно же, я вовсе не хотела огорчать его, но мысль о том, что у Джеймса будет другая кормилица, не оставляла меня ни днем, ни ночью.
И вот однажды в мою опочивальню вошел Карл и объявил мне, что няня возвращается.
– Я приказал послать за ней, – сказал он, – и сумею заставить замолчать все злые языки. Надеюсь, это обрадует тебя.
Я прильнула к нему, горячо поблагодарила, и мы крепко обнялись. Воистину мой муж шел на все ради нашей любви! Я была так счастлива!
На другой же день мне стало значительно лучше.
Но вскоре меня ожидало новое потрясение. Дворцовый священник объявил мне, что я должна отречься от католичества и принять протестантство – это, мол, пойдет на пользу королю и всей нации.
Сделать такое предложение мне, ревностной поборнице истинной веры! Я холодно отказалась слушать его, однако он продолжал свои гнусные речи и даже, упав на колени, принялся молиться за меня.
Я, не в силах больше сдерживаться, гневно вскричала:
– Вы еретик. Вы предали Бога, и вас ожидают муки ада!
Зарыдав, я упала в кресла. Господи, да когда же они перестанут мучить меня?!
Король терпеливо пытался успокоить меня и вновь уверял, что делает все возможное, лишь бы облегчить католикам жизнь в Англии. Как же мы оба были слепы тогда! Как не понимали чувств нашего народа! Ведь именно за послабления католикам и невзлюбили Карла многие, очень многие его подданные.
Как-то король сказал, что готов пойти на все, лишь бы порадовать меня.