Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
36 
«Не отнимешь русскости и у Судейкина – своевольного, эфемерного, кипучего, изобретательного и противоречивого Судейкина, словно из рога изобилия забрасывающего выставки „Мира искусства“ своими пасторалями, аллегориями, каруселями, бумажными балеринами, пастушками, овечками, амурами, фарфоровыми уродцами, игрушечными пряностями и витринными безделушками, оживленными куклами всех видов и раскрасок из фейных королевств Андерсена и Гофмана, из зачарованного мира детских воспоминаний и смежного с ним мира, где все невозможное кажется бывшим и все бывшее невозможным. Не только русский поэт, но и москвич типичный, с примесью пестрой азиатчины, этот неутомимый фантаст, играющий в куклы, так далек от современности и вместе с тем такой ей близкий, мыслимый только в нашу эпоху, противоречивую и хаотическую, ни во что не верующую и поверившую всем сказкам красоты».
Известное стихотворение Ахматовой, где лирическая героиня представлена в облике канатной плясуньи – «Как мой китайский зонтик красен, натерты мелом башмачки…» (ноябрь 1911 г.), видимо, написано по мотивам известной картины Судейкина «Карусель» (1910).
В эмиграции этот «неутомимый фантаст» станет модным театральным художником, впрочем, и в России он продавался дороже и чаще своих собратьев по цеху, его рисунки и гравюры охотно печатали и дорогие столичные иллюстрированные журналы.
УЕДИНЕНИЕ
- Так много камней брошено в меня,
- Что ни один из них уже не страшен,
- И стройной башней стала западня,
- Высокою среди высоких башен.
- Строителей ее благодарю,
- Пусть их забота и печаль минует.
- Отсюда раньше вижу я зарю,
- Здесь солнца луч последний торжествует.
- И часто в окна комнаты моей
- Влетают ветры северных морей,
- И голубь ест из рук моих пшеницу…
- А недописанную мной страницу,
- Божественно спокойна и легка,
- Допишет Музы смуглая рука.
* * *
- Ты мог бы мне сниться и реже,
- Ведь часто встречаемся мы,
- Но грустен, взволнован и нежен
- Ты только в святилище тьмы,
- И слаще хвалы серафима
- Мне губ твоих милая лесть…
- О, там ты не путаешь имя
- Мое. Не вздыхаешь, как здесь.
ПОБЕГ
О. А. Кузьминой-Караваевой
- «Нам бы только до взморья добраться,
- Дорогая моя!» – «Молчи…»
- И по лестнице стали спускаться,
- Задыхаясь, искали ключи.
- Мимо зданий, где мы когда-то
- Танцевали, пили вино,
- Мимо белых колонн Сената,
- Туда, где темно, темно.
- «Что ты делаешь, ты безумный!»
- «Нет, я только тебя люблю!
- Этот ветер – широкий и шумный,
- Будет весело кораблю!»
- Горло тесно ужасом сжато,
- Нас в потемках принял челнок…
- Крепкий запах морского каната
- Задрожавшие ноздри обжег.
- «Скажи, ты знаешь наверно:
- Я не сплю? Так бывает во сне…»
- Только весла плескались мерно
- По тяжелой невской волне.
- А черное небо светало,
- Нас окликнул кто-то с моста,
- Я руками обеими сжала
- На груди цепочку креста.
- Обессиленную, на руках ты,
- Словно девочку, внес меня,
- Чтоб на палубе белой яхты
- Встретить свет нетленного дня.
«Побег» написан Ахматовой для альбома молоденькой родственницы Гумилева Ольги Кузьминой-Караваевой.
Не исключено, что сюжет этого стихотворения связан с трагической историей шхуны «Святая Анна», отправившейся в полярное путешествие в августе 1912 года прямо от причала в центре Петербурга – у Николаевского моста. Капитан «Святой Анны», сын начальника Морского главного штаба Георгий Львович Брусилов, учился в Морском кадетском корпусе одновременно со старшим братом Гумилева Митей. Экспедиция «Святой Анны», которая должна была доказать, что Северный морской путь может стать торговым, коммерчески выгодным, бесследно затерялась в белом безмолвии Арктики. Однако в течение нескольких лет была надежда, что дрейфующие льды вынесут «Святую Анну» к берегам Шпицбергена. Имя ее капитана Георгия Брусилова, героя Цусимы, не сходило с первых полос русской прессы, а у барышень был особый резон интересоваться судьбой «Святой Анны». Дело в том, что в экспедиции была женщина. И не какая-то дама полусвета, а молоденькая девушка из хорошей генеральской семьи, приятельница кузин Георгия Львовича. Вообще-то двадцатилетняя Ерминия Жданко должна была доплыть с брусиловцами лишь до Архангельска, но она только что окончила курсы сестер милосердия, и когда выяснилось, что команда «Святой Анны» осталась без судового врача, отказалось, как было договорено с рдными, сойти на берег. Однако русским барышням, особенно провинциальным, в мужественном поступке генеральской дочки виделось что-то исключительно романтическое: побег, любовное приключение – почти по Игорю Северянину:
36 
