156 
— Разумеется, вы имеете право попросить, чтобы при этом присутствовал ваш адвокат, — сказал Зоррита, входя в комнату для допросов.
— Я сам юрист, — заявил Кальдерон, не утратив самоуверенности, свойственной ему до ареста. — Давайте приступим.
Зоррита назвал его и себя в микрофон и попросил Кальдерона подтвердить, что ему была предоставлена возможность отвечать в присутствии адвоката, но он от этой возможности отказался.
— Я не хотел говорить с вами до тех пор, пока не получу от судмедэкспертов полный протокол вскрытия, — проговорил Зоррита. — Теперь он у меня имеется, и я могу перейти к выяснению первоначальных обстоятельств…
— Какого рода первоначальных обстоятельств? — спросил Кальдерон, просто чтобы показать, что он не собирается быть пассивным участником беседы.
— Я более или менее выяснил, что вы и ваша жена делали в течение последних двадцати четырех часов перед убийством.
— Более или менее?
— Есть некоторые пробелы относительно того, чем занималась ваша жена вчера днем. Вот и все, — ответил Зоррита. — Теперь я бы хотел, сеньор Кальдерон, чтобы вы сами, своими собственными словами, рассказали мне, что произошло этой ночью.
— Начиная с какого времени?
— Давайте начнем с того момента, когда вы покинули студию «Канал Сур» и прибыли в квартиру вашей возлюбленной, — попросил Зоррита. — То, что происходило до этого, хорошо задокументировано.
— Моей возлюбленной?
— Это слово употребила Мариса Морено, описывая ваши отношения, — объяснил Зоррита, просматривая свои записи. — Она ясно выразила нежелание называться вашей любовницей.
Это признание Марисы вызвало в нем почти сентиментальные чувства. Забавно, что из нее это вытянуло только следствие. С тех пор как его арестовали, он мало о ней думал, но вдруг ощутил, что скучает по ней.
— Это верное определение? — поинтересовался Зоррита. — С вашей точки зрения?
— Да, я бы сказал, что мы были влюблены друг в друга. Мы были знакомы около девяти месяцев.
— Тогда понятно, почему она делала все возможное, чтобы вас защитить.
— Защитить меня?
— Она пыталась уверить нас, что вы покинули ее квартиру позже, чем это было в действительности, чтобы тем самым вам было труднее убить свою жену…
— Я не убивал свою жену, — заявил Кальдерон со всей профессиональной жесткостью голоса.
— …но она «забыла», что вызывала вам такси и что мы можем получить доступ к данным по всем телефонным разговорам, а также к журналу вызовов таксомоторной компании, а кроме того, разумеется, побеседовать с самим водителем. Так что, боюсь, ее попытки выгородить вас оказались тщетными.
Допрос шел не по тому руслу, которое Кальдерон прочертил своим юридическим умом, пока лежал на койке в камере. Работая судьей, он присутствовал лишь на нескольких беседах с задержанными, а потому плохо себе представлял, как они проходят. Вот почему не прошло и минуты с начала разговора, как он почувствовал, что его загнали в угол. Его согревала мысль, что Мариса назвала его своим возлюбленным, но при этом бросало в холодную дрожь, когда он думал о том, что она сочла, что ему требуется ее помощь, из чего можно было сделать безрадостные выводы. Этот перепад температур привел к тому, что в его организме нарушилось равновесие. Его мысли не желали выстраиваться в обычном строгом порядке, они начинали блуждать, метаться, словно стайки детей на школьном дворе.
— Итак, сеньор Кальдерон, пожалуйста, скажите мне, когда вы явились в квартиру вашей возлюбленной.
— Видимо, около двенадцати сорока пяти.
— И что вы делали?
— Мы вышли на балкон и занялись любовью.
— Занялись любовью? — с безразличным видом переспросил Зоррита. — Могло так случиться, что вы занимались в том числе и анальным сексом?
— Безусловно, нет.
— Похоже, вы в этом совершенно уверены, — заметил Зоррита. — Но я задал вам столь интимный вопрос исключительно потому, что осмотр трупа показал: ваша жена, по всей видимости, весьма часто испытывала подобное проникновение.
В груди у Кальдерона начало подниматься паническое ощущение. После краткого обмена репликами он утратил контроль над беседой. Его самодовольство дорого ему обошлось. Его предположение, что он легко обставит Зорриту в любом интеллектуальном или словесном поединке, оказалось чересчур оптимистичным. Перед ним сидел человек, привыкший к уклончивости преступников и явившийся допрашивать его с четкой стратегией, что, похоже, делало бесполезным аналитический ум Кальдерона.
156 
