– Тогда поезжай. Я не могу.
– Ух же и трусиха ты, Аманда. Ты же ничего не знаешь и нигде не была.
– Я в домашних туфлях.
– В домашних туфлях! – презрительно сказала Лилит. – Ничего с тобой не случится, если босая поедешь. Идем. Не будь трусихой, размазней и незнайкой.
Лилит взяла ее за руку и стремглав помчалась с ней сквозь кусты к зеленой изгороди, окружавшей лужайку у конюшен; она тянула Аманду за собой через лужайку к дороге. Там стояла телега, на которой сидел с вожжами в руках спокойный и застенчивый Уильям; лошадь щипала траву на обочине дороги.
– Забирайся, – командовала Лилит. – Уильям, дай ей руку.
Это был памятный день. Иногда впоследствии Аманда вспоминала эту тряску в телеге по дороге мимо полей с бронзовой пшеницей, серебристым овсом и желтеющим ячменем; вверх, вниз, потом мимо леса, в котором она разглядела ярко-красную буквицу, и мимо садов с созревающими фруктами, Они беззаботно болтали – по крайней мере она и Лилит; Уильям молчал, но с лица его не сходило выражение полной безмятежности. Он объяснил, что должен отвезти сено на ферму вблизи Сент-Кейна, и застенчиво прибавил, что счастлив ехать не один.
– Он дал мне знать, – сказала Лилит, – а я подумала, что и ты бы не прочь поехать с нами... коль никогда не ездила раньше на телеге с сеном.
– Некоторые, – заметил робко Уильям, – должны ездить в каретах... не в телегах с сеном.
– Лучше ездить и в каретах и на телегах с сеном, – буркнула Лилит, – лучше все попробовать. Так говорит моя бабка, а она дело знает...
– А чье это сено? – спросила Аманда. – И чья телега?
– Это все фермера Полгарда, – ответил ей Уильям.
– Вы на него работаете?
– Только до сбора урожая.
– А что ты будешь делать после сбора урожая? – резко спросила Лилит.
– Вот этого-то я и не знаю, – ответил Уильям.
Глаза Аманды наполнились слезами; она представила себе, как он поднимает мешки с картошкой, как уставший и голодный плетется на кухню фермы, где над ним будет стоять злая миссис Полгард, позволяющая посидеть за столом лишь несколько минут и что-то торопливо съесть в эти минуты. Аманда переживала за него, как она переживала за всех, кто вызывал в ней жалость.
– Уйдите оттуда, – сказала она. – Почему вы не убежите? Лилит презрительно посмотрела на нее. Последние несколько дней Лилит держалась очень заносчиво.
– Куда ему бежать? – придирчиво спросила она.
– Ну... он мог бы стать рыбаком.
– Да что ты знаешь о рыбаках, Аманда? – Лилит говорила почти вызывающе; до этого в присутствии посторонних она всегда говорила «мисс Аманда».
– Это наверняка лучше, чем работать на Полгардов.
– Не знаю, лучше ли, – сказала Лилит. – Подумай об этом... подумай об этом, когда ты лежишь в теплой пуховой постели... Подумай о рыбаках в открытом море, когда находит туман и берег скрывается из виду. Не забудь о ветре и штормах, когда лодку швыряет туда-сюда так, что ты едва из нее не вываливаешься... а этот обманчивый блеск воды, который оказывается лишь призраком косяка макрели. Рыбак никогда не знает, когда и где ждет его удача. То шторма держат его на берегу, то неделями рыба не идет. Что ему остается делать? Оставаться дома и умирать с голоду или выходить в море и тонуть... или работать на фермера Полгарда?
Аманда поежилась.
– Понимаешь? – продолжала Лилит. – Ты – незнайка, вот ты кто!
– И все же, – ответила Аманда, – я думаю, что я предпочла бы рыбачить, а не работать на Полгардов.
Уильям заметил:
– Дело не в том, что приятнее всего, мисс. А в том, что человек может добыть.
– А в том, что можно добыть, – повторила Лилит, сердито сверкая глазами. – Я знаю, что бы я делала, если бы была мужчиной. Плевала бы на все и стала бы контрабандистом.
– А если бы тебя поймали? – спросила Аманда.
– Пусть лучше со мной закон расправится, а не море.
– А что делают с теми, кого ловят?
– Мне запал в душу один случай, – сказал Уильям. – Однажды я, когда еще был малышом, видел человека. Он был в Ботани-Бей[3] и вернулся после семилетней ссылки. Он был в группе каторжников, скованных одной цепью... прикованных друг к другу ночью и днем... и строивших дороги. На спине у него остались следы побоев, которые все никак не заживали. Личинки мух выели ему в ранах все мясо. Он, бывало, рассказывал о Ботани-Бей... о птицах с ярким оперением, о голубом море и ярком солнце... и обо всех страданиях, побоях и голоде.
– Ах... как это можно! – прошептала Аманда.