На рыбное подали два вида палтуса с соусом из омара. Когда всех обслужили, Лаура, будто бы уловив намек мужа, сказала:
– Это первый званый обед нашей дочери. Мистер Дейнсборо поднял свой бокал.
– Примите поздравления, дорогая Аманда.
– Благодарю вас, – ответила Аманда.
– И что же вы думаете о своем первом званом обеде? – спросил Фрит. Его глаза лукаво поблескивали, он очень изменился; видя его теперь среди взрослых, она обнаружила, что он стал совсем таким, как они. Он уже учился в колледже, повидал свет; он внутренне окреп и подготовился к бою с мисс Дейнсборо и, возможно, с отцом.
– Мне нравится, благодарю вас, – сдержанно ответила Аманда.
Она понимала, что ее родители и мисс Робинсон прислушивались к каждому ее слову, к каждой интонации; она чувствовала себя как на уроке, где она отвечает домашнее задание. Как же ей было подготовиться, если ее не предупредили ни о проверке, ни о смысле этой проверки?
– Моей дочери, – сказал отец, – уже исполнилось пятнадцать лет. Нам кажется, что для нее настало время изредка оставлять свою классную комнату, чтобы подготовиться к битвам в реальной жизни, если она с ними столкнется.
Аманда молчала; лицо ее раскраснелось; она чувствовала себя такой растерянной, не понимая, почему им захотелось, чтобы она пришла сегодня к обеду. Фрит продолжал улыбаться, а у нее от вина горели щеки. Если бы не присутствие отца, то было бы истинной правдой, что ей все это нравится.
К разговору снова приступили мужчины. Они заговорили о войне, которую Америка вела против Мексики; а к тому времени, когда появились отбивные котлеты из барашка, они обсуждали главные темы дня – отмену законов о торговле зерном и о достоинствах свободной торговли и протекционизме.
– Я вполне согласна. Мой отец был того же мнения, что и вы. Он тоже, разумеется, был священником.
– Это интересно, – сказал мистер Дейнсборо, который всегда и со всеми бывал любезен. – А где же был его приход?
– В Беркшире, – сияя, ответила мисс Робинсон, – небольшое местечко вблизи Ватиджа...
– Не тот ли это Джеймс Робинсон, кого я знал... да ведь это было почти сорок лет тому назад...
Отец мисс Робинсон, к несчастью, был не тем Джеймсом Робинсоном, но как отрадно было разговаривать таким вот образом с мистером Дейнсборо – не на благотворительном базаре и не в храме как прихожанке с пастором, а за одним обеденным столом.
Фрит разговаривал с мистером Леем, и по выражению лица мистера Лея было понятно, что он не согласен с тем, что говорил Фрит. Прислушиваясь, Аманда дивилась смелости Фрита; казалось, он совершенно не боится ее отца.
Они обсуждали некоего мистера Чарлза Диккенса – весьма неприятного, по мнению мистера Лея, человека, а по мнению Фрита – весьма интересного.
– Я бы, – говорил мистер Лей, – не позволил своей семье читать ничего из того, что пишет этот господин.
– Но почему, сэр?
– Действительно, почему? Потому что, мой дорогой юноша, то, что он пишет, я считаю неподходящим для женщин.
– Но, сэр, сравните его с Бальзаком и э-э...
– Не хочу его ни с кем сравнивать, и, разумеется, я еще меньше желал бы тратить свое время на французского выдумщика, который, как я догадываюсь, даже более неприятен, чем его английский собрат.
– Сэр, прошу меня простить, но вы очень много теряете.
– Я вас прощаю, Фрит, – ответил мистер Лей с достоинством. – Я прощаю вас, учитывая вашу молодость, неопытность и безответственность.
Фрит пожал плечами и вдруг улыбнулся Аманде.
– Хотя я не хочу марать свои мысли писаниной этого Диккенса, – продолжал мистер Лей, – я однажды прочел о нем кое – что, убедившее меня в том, что я не одинок в своем мнении. По-моему, это было в «Атенее». «Метеор, – писал автор, – которого мы видели промелькнувшим в небе, плюхнулся оземь и даже не взорвался яркими искрами...» – или что-то подобное. И после этого вы настаиваете на своем мнении о вашем мистере Диккенсе, Фрит?
– Я сохраняю высокое мнение о нем, а о критике у меня возникло очень плохое мнение.
Мистер Дейнсборо разразился привычным для него взрывом хохота.
– Фрит еще молод, – сказал он. – Он неистово любит и ненавидит. Такова молодость.
– На мой взгляд, это звучит слишком категорично, – суровс заметил мистер Лей.
Лаура сменила тему разговора, когда внесли цыплят.
– Я слышала, – сказала она, посмотрев на мужа, из чего Аманда сразу поняла, что слышала она это от него, – что Пиль совершил политическое самоубийство, отменив хлебные законы.