Миссис Стокланд уронила веер и беспомощно смотрела на него, поэтому Аманда его подняла; когда она протянула его миссис Стокланд, их лица на мгновение сблизились. Аманда взглянула на пылающие щеки и блестящие глаза и тут же ощутила запах алкоголя; она поняла, что ее предполагаемая хозяйка должна была изрядно выпить, чтобы это ощущалось даже после чая; она догадалась, что определенная степень опьянения является причиной ее странного поведения.
Опьянение! Аманда представила себе людей, которых она видела сидящими на тротуарах у пивных, их странные, потерянные или порочные лица, некоторые красные от возбуждения, другие бледные от тоски. Почему она не разглядела этого сразу у этой женщины?
«Я не могу здесь остаться, – подумала она. – Это было бы невозможно. Я никогда не могла бы жить с ней».
В это время в комнату вошел доктор Стокланд. Теперь она поняла причину его усталости, его грустного вида. Он стал таким из-за этой женщины.
– А, миссис Треморни, – сказал он. – Я полагал, что застану вас здесь. – Он взял ее руку и задержал в своей. Взгляд его был тревожным. Он совсем не походил на того человека, которого она встретила в доме Фрита накануне вечером. Он нервничал.
– Миссис Треморни рассказывала мне все о себе, – сказала его жена. – Как она ухаживала за своим бедным больным мужем, и жила в деревне, и как тяготилась жизнью там. Она собирается с большим удовольствием быть со мной. Я уверена, что для меня все станет немного приятнее. Я в этом нуждаюсь. – Теперь она держалась недоброжелательно, и эта недоброжелательность относилась к нему.
«Я не смогу жить в этом доме, – подумала Аманда. – Ведь видно, что это было бы невозможно. Я не смогу ей угодить, ей никто не смог бы угодить. И она ненавидит своего мужа».
– Не осталось ли немного чаю? – спросил он, улыбнувшись Аманде. – Я рад, что вы хорошо провели вместе время.
Аманда передала ему чашку чая и заметила, что его рука слегка дрожала.
– Миссис Треморни собирается жить в комнате рядом с моей, – сказала миссис Стокланд. – Мы все это уже решили.
– Я очень рад.
– Ну... – начала Аманда.
Он тревожно взглянул на нее, и она была тронута больше, чем следовало бы.
– Мы сделаем все возможное, чтобы вам было удобно, – сказал он. – Моей жене, как вы, без сомнения, поняли, необходимо дружеское общение. Ей необходимо дружеское общение с интеллигентным человеком, миссис Треморни. Я весьма рад, что вы будете жить у нас. Вы уже приняли решение, не так ли?
Это был подходящий момент ответить, что она еще не решила, что ей нужно немного времени, чтобы подумать. Она посмотрела на них обоих; обе пары глаз настаивали, чтобы она согласилась, широко открытые и затуманенные глаза женщины и печальные, тоскливые глаза мужчины. Она отдавала себе отчет в своей слабости, над которой смеялись Фрит и Лилит.
– Мы надеемся, что вы согласитесь, – продолжил он. – Это будет так важно для нас обоих.
Он выглядел таким серьезным, таким усталым и надеющимся, как будто говорил: «Помогите мне. Позабавьте ее. Освободите меня от нее хоть ненадолго. Дайте мне возможность не думать о ней».
Неуверенным голосом она ответила:
– Пожалуй, да... конечно, я согласна.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
1
Аманда лежала в постели и не могла уснуть. Ей была предоставлена удобная комната в доме на Уимпоул-стрит. Она находилась на третьем этаже прямо над гостиной, рядом со спальней Беллы Стокланд.
– Я хочу, – сказала Белла, – чтобы вы слышали, если я вас позову. Мне так уютнее.
Комната была обставлена богато, как все комнаты в этом доме. Ковер был мягким, кровать – из резного красного дерева, гардины – из темно-синего бархата. На тяжелом туалетном столе находилось большое зеркало, отражавшее комнату с ее высоким потолком и лепным плафоном посередине; при малейшем похолодании в камине разводили огонь.
Слуги были с ней предупредительны. Ее положение, должно быть, очень отличалось от положения мисс Робинсон. Все в доме, включая Беллу, сознавали, как велика роль Аманды, потому что, как оказалось, она одна умела делать то, что не удавалось больше никому в доме: она могла гасить вспышки раздражения Беллы и восстанавливать мир и покой. Все остальные, включая ее мужа – и, возможно, он на самом деле больше других, – могли малейшим замечанием взбесить хозяйку дома, а когда она сердилась, бушевала в ярости или плакала от жалости к себе, жизнь в этом доме казалась невыносимой.