32 
– Да что вы? Отчего?
– Читаю вашу книгу. Она увлекательнее детектива, и в ней столько любопытных подробностей!
Скука смертная, сплошные имена и даты. По сравнению с ней железнодорожное расписание полно сюжетных находок и неожиданных поворотов.
Ему вспомнился описанный судьей эпизод, когда Антонио Ло Бьянко отправляется в посольство в Кастроджованни, падает с лошади и ломает ногу. Этому незначительному событию автор посвятил двадцать две страницы обстоятельнейшего описания. Чтобы доказать, что он действительно читал книгу, Монтальбано неосторожно упомянул об этом инциденте.
Дальше судья Ло Бьянко не замолкал два часа, дополняя историю новыми подробностями, сколь никчемными, столь и бесполезными. Когда голова у Монтальбано уже раскалывалась, судья откланялся.
– Ах да, и не забывайте, друг мой, сообщать, как идет расследование дела Лакапры.
Вернувшись в Маринеллу, он не застал ни Ливию, ни Франсуа. Они оказались на пляже, она в купальнике, а малыш в плавках. Возвели огромный замок из песка, смеялись и болтали. По-французски, конечно, этот язык Ливия знала как родной. Не говоря уже об английском. Да и о немецком, если на то пошло. Монтальбано, знавшему по-французски несколько заученных еще в школе слов, до нее далеко.
Он накрыл на стол, достал из холодильника пасту и вчерашний рулет, поставил их разогреваться в духовку на медленный огонь. Быстро переоделся в купальный костюм и пошел на пляж. В глаза сразу бросилось ведерко, совок и формочки в виде рыб и морских звезд. В доме их, естественно, не было, и Ливия не могла их купить, сегодня воскресенье. На пляже, кроме них, не было ни души.
– Это откуда?
– Что – это?
– Совок, ведерко…
– Утром их привез Ауджелло. Как мило! Это игрушки его племянника, в прошлом году он…
Дальше он слушать не пожелал и, покраснев от злости, бросился в воду.
Когда они вернулись домой, Ливия тотчас заметила блюдо со сладостями.
– Зачем ты их купил? Разве ты не знаешь, что детям вредно есть много сладкого?
– Я-то знаю, а вот твой приятель Ауджелло не знает. Это он их купил, и вам с Франсуа придется их съесть.
– Кстати, звонила Ингрид, твоя приятельница-шведка.
Удар, защита, контрудар. И чего ради?
Ясно, что эти двое нравятся друг другу. Все началось год назад, когда Мими целый день катал ее на машине по всей округе. И с тех пор не прекращалось. Что они делали в его отсутствие? Строили глазки, улыбались, любезничали?
За едой Ливия и Франсуа перебрасывались словами, они словно отгородились от него в своем мирке, где Монтальбано не было места. Но обед был так хорош, что он не мог даже разозлиться как следует.
– Отличный свертыш, – сказал он.
Ливия вздрогнула и застыла с вилкой в руке.
– Как ты сказал?
– Свертыш. Рулет.
– Я даже испугалась. У вас на Сицилии такие словечки…
– Ну, может, у вас в Лигурии не понимают шуток. Кстати, когда у тебя самолет? Я мог бы тебя отвезти.
– А-а, совсем забыла. Я отменила заказ на билет и позвонила своей сотруднице Адриане, она меня подменит. Останусь еще на несколько дней. Я подумала, если я уеду, с кем ты оставишь Франсуа?
Смутное предчувствие, охватившее его утром, когда они спали, крепко обнявшись, обрастало плотью. Кто их теперь оторвет друг от друга?
– Похоже, ты не рад, даже раздражен.
– Кто, я? Да ты о чем, Ливия?
Сразу после еды у мальчишки стали слипаться глазки, он еще не отоспался как следует. Ливия отнесла его в спальню, раздела и уложила в постель.
– Он мне кое-что сказал. – Она оставила дверь полуоткрытой.
– Расскажи.
– Когда мы строили замок из песка, он вдруг спросил, как я думаю, вернется ли его мама. Я ответила, что ничего об этом не знаю, но уверена, что однажды она придет за ним. Он сморщился, и я замолчала. Вскоре он снова заговорил об этом, сказал, что не верит, что она вернется. И больше ни слова. Этот ребенок смутно чувствует, что случилась беда. Потом он опять завел об этом речь, рассказал, как в то утро его мама прибежала домой вся перепуганная. Она сказала, что им надо уехать. Они пошли в центр Вилласеты, мама говорила ему, что дальше они поедут на автобусе.
– Куда?
– Он не знает. Пока они стояли на остановке, подъехала машина. Он ее сразу узнал, это машина злого человека, который бил его мать, Фарида.
– Как ты сказала?
– Фарид.
– Точно?
32 
