47 
– Нет, синьора Лапекора прижимистая, как сказал водитель. Ее злило, что муж тратится на эту девицу. К тому же кое-что развязало ей руки.
– Что?
– Потом расскажу. Слышал, как говорит Катарелла? Жадность – великий грех. Подумать только, из жадности она привлекла к себе внимание Лопипаро, приложив столько сил, чтобы вернуться незамеченной.
– Сначала я полчаса потратил, чтобы найти ее дом, потом еще полчаса убил на уговоры: старуха напугана, всего боится. Она успокоилась, только когда я ее вывел на улицу и показал машину с надписью «полиция». Она собрала узелок и села в машину. Вы бы слышали, как мальчишка ревел, когда ее увидел! Он же не знал, что она приедет. Они обнимались крепко-крепко. Даже ваша синьора растрогалась.
– Спасибо, Галлу.
– Когда мне подъехать, чтобы отвезти ее обратно в Монтелузу?
– Не беспокойся, я сам с этим разберусь.
Семейство стремительно разрасталось. Теперь в доме была еще бабушка Айша.
Он долго ждал у телефона, но никто так и не поднял трубку – вдовы Лапекоры не было дома. Скорее всего, пошла за покупками, но ее отсутствие можно объяснить и по-другому. Монтальбано набрал номер Косентино. Ответила охранника, симпатичная женщина с усиками. Она говорила шепотом.
– Ваш муж спит?
– Да, комиссар. Хотите, я разбужу его?
– Не стоит. Передайте ему от меня привет. Послушайте, синьора, я звоню синьоре Лапекоре, но никто не отвечает. Вы случайно не знаете…
– Сегодня до обеда вы ее не застанете, комиссар. Она поехала во Фьякку, навестить сестру. Поехала сегодня, потому что завтра утром у нее похороны бедного…
– Спасибо, синьора.
Он положил трубку. Что ж, так даже проще.
– Фацио!
– Слушаю, доктор!
– Это ключи от конторы синьора Лапекоры, спуск Гранет, двадцать восемь. Ступай туда и возьми связку ключей из ящика письменного стола. На ней висит ярлычок «дом». Видимо, он в конторе держал запасную связку. Потом пойдешь в квартиру Лапекоры, дверь откроешь этими ключами.
– Секундочку. А что, если вдова дома?
– Нет, она уехала из города.
– Что я должен там сделать?
– В столовой стоит сервант. В нем хранятся тарелки, чашки, блюда и всякая другая посуда. Возьми что-нибудь, что тебе приглянется, и неси сюда. Смысл в том, чтобы вдова не могла отрицать, что это ее вещь. Лучше всего подошла бы чашка от сервиза. И ради бога, не забудь вернуть ключи в контору.
– А если она, как вернется, заметит, что что-то пропало?
– А нам плевать на это с высокой колокольни. Потом сделай вот что. Позвони Якомуцци и скажи, что мне сегодня же нужен нож, которым убили Лапекору. Если ему не с кем его прислать, заскочи к ним сам.
– Монтальбано? Это Валенте. Можешь сегодня к четырем подъехать в Мазару?
– Могу, если поеду прямо сейчас. А зачем?
– Придет капитан «Сантопадре». Мне бы хотелось, чтобы ты присутствовал.
– Спасибо. Твоему человеку удалось что-то выяснить?
– Да, и сноровки особой не потребовалось. Он говорит, рыбаки открыто об этом судачат.
– Что говорят?
– Расскажу, когда приедешь.
– Нет, расскажи сейчас, я тогда по дороге успею обдумать.
– Так вот, мы уверены, что экипаж был почти или даже совсем не в курсе происходящего. Все они твердят, что едва вышли из наших территориальных вод. И что радар показывал судно прямо по курсу.
– И почему они не остановились?
– Потому что никому не пришло в голову, что это может быть тунисский катер или что там это было. Они уверяют, что находились в нейтральных водах.
– А потом?
– А потом внезапно раздался сигнал «стоп». На судне, по крайней мере экипаж, за капитана не могу ручаться, – решили, что это Финансовая гвардия. Они остановились, услышали арабскую речь. В этот момент тунисец вышел на палубу и закурил сигарету. И в него выстрелили. Только тогда «Сантопадре» обратился в бегство.
– А потом?
– А что потом, Монтальба? Сколько, по-твоему, может длиться телефонный разговор?
Глава четырнадцатая
В отличие от большинства моряков, Анджело Престиа, капитан и владелец «Сантопадре», был человеком грузным и потливым. Но обливался потом он по природной склонности, а не из-за вопросов, которые ему задавал Валенте, – они его не пугали, а скорее даже немного раздражали.
– Ума не приложу, с чего вдруг вам вздумалось ворошить эту старую историю. Что было, синьоры, то прошло.
47 
