— Длинные красные ногти, правильно. О Господи! Если вы считаете, что справитесь сами, то я бы лучше занялся этим делом в Боболи. Нужно постараться выяснить, почему у них произошла эта стычка. Они же терпели друг друга столько лет, верно?
— Я постараюсь. Хотя я в этом не большой спец. То есть такого в наши дни уже и не бывает, да?
— Что значит — не бывает? Сами видите, что бывает.
— Да, но...
Нарди, бывшему путевому обходчику, до сих пор исполнявшему песни Синатры в клубе железнодорожников, было уже за семьдесят. Его тощей и суровой жене Констанце, как и его большегрудой «малышке» Монике, — под семьдесят. Очевидно, в их поколении кипели куда более сильные страсти.
— Постарайтесь отговорить ее. Вы же знаете, это пустая трата времени. Прежде чем дело поступит в суд, она сто раз успеет передумать.
— Да, конечно...
— Вы, кажется, сомневаетесь. У них это не впервые, несколько лет назад такое уже случалось.
— Да. Просто теперь она хочет попасть на телевидение. Знаете, в эту программу, где судья разбирает всякие семейные и соседские свары и прочее.
— Хорошо. Пусть они там и разбираются, а нас оставят в покое. — Инспектор порылся в ящике стола, где у него хранились зажигалка, воск и печать. — Мне нужно это подготовить, чтобы отправить с утра пораньше. Как там Эспозито?
— Все по-прежнему. Ребята говорят, что он почти не разговаривает и в свободное время сидит один, запершись в своей комнате.
— Вот как? Ну что же, скоро он перестанет запираться. Скоро, если повезет, нам начнут делать новые ванные. Долго взаперти не просидишь: грязь и пыль везде достанут.
— Значит, рабочие будут возить свои тачки по нашей приемной. Вот ужас! Так или иначе, ребята не думают, что он скучает по дому. Они говорят, что он впал в тоску с тех самых пор, как помогал вам в расследовании того самоубийства. Проблема в том, что он сержант и не может с ними откровенничать. Да, и Ди Нуччо, который тоже как-никак неаполитанец, говорит, что он, наверное, влюбился.
— Да ну! Вы что все — сговорились, что ли? Даже капитан и та француженка...
— Весна на дворе. Разрешите мне все сложить, если вы пойдете домой к этой женщине. Уже пора ужинать.
Сделав несколько деловых звонков, инспектор позвонил и жене:
— Я не знаю... не надолго, надеюсь. Начинайте без меня... Уже начали? А... нет. Лоренцини говорил, что уже поздно, но до меня как-то не дошло...
Он запер кабинет.
Дверь квартиры на первом этаже на виа Романа открыла маленькая девочка лет шести или семи. Худышка с длинными темными шелковистыми волосами.
— А ну-ка иди сюда! — позвал женский голос откуда-то из глубины коридора. — Николетта! Пусть папа откроет дверь!
Ребенок заговорщически улыбнулся инспектору и укатил по красному кафелю коридора на пластмассовом самокате. Инспектор остался ждать. Он хотя и предупредил о своем визите, но цели не объяснил. Он и сам не знал, предстоит ему сейчас утешать или проводить дознание. Из комнаты слева появился мужчина, неся на вилке спагетти.
— Входите. Что случилось? Извините, мы ужинаем. Николетта! — Он уцепился за дочку, когда та повернула обратно, и побежал рядом, стараясь сунуть вилку ей в рот. — Только одну. Давай, только одну!
Дочка, отворачиваясь от вилки, вырвалась и укатила. Обернувшись, она остановилась и торжествующе посмотрела на инспектора. Вилка снова не достигла цели, а она снова улизнула.
— Роберто? Кто там?
— Это из полиции! Я тебе говорил, что они звонили! Проходите сюда.
Приятная и удивительно просторная комната с высокими французскими окнами, выходящими на террасу с зеленым садом. Сидевшие за столом обернулись и посмотрели на него. Это были вялый большеглазый мальчик и женщина с фотографии. Она была очень сильно, если не сказать чрезмерно, накрашена и очень оживлена.
— Пожалуйста, садитесь... инспектор, — произнес ее муж. Он не сказал, куда садиться, предоставив инспектору решать это самому, и стал накручивать на вилку вторую порцию спагетти из тарелки, перед которой стоял пустой стул.
— Когда ты перестанешь совать ей шоколад?
— Но она ничего другого не ест. Что ты мне предлагаешь? Уморить ее голодом? — Женщина налила себе полбокала красного вина и взглянула на инспектора. — В чем дело? Что-то случилось?
— Николетта! Иди сюда!
— Я не хочу есть!
Инспектор, глянув через плечо, увидел промелькнувший в дверях самокат и преследующую его вилку.