Он говорил достаточно убедительно, но Персис с сомнением покачала головой:
— В любом случае эти особенности характера, пусть даже временные, могут отрицательно сказаться на здоровье Ната. Повышение давления плюс склеротические явления в сосудах…
— Можно дать ему успокаивающие средства, чтобы снизить интенсивность приступов.
— И еще мне кажется, нельзя ничего сообщать ему об окружающем мире, пока он не окрепнет.
— Гм-м… — Гарт задумался. — Как много ты успела ему рассказать?
— Только о Большом лос-анджелесском землетрясении. Этого оказалось достаточно.
— Нат принадлежит к последнему поколению людей, которые жили в относительно спокойном, процветающем мире. Он умер до того, как началась эпоха катастроф.
— Кстати о катастрофах, — заметила Персис. — Тебе не кажется, что пора позвонить в ФАББ? Пусть они приедут и осмотрят тело, прежде чем мы двинемся дальше.
— Боюсь, в организме еще сохранились следы нелегальных антибиотиков.
— Нет. Я в этом почти уверена. Сегодня утром я специально проверила все анализы и ничего не обнаружила. Нат чист.
— В таком случае я, пожалуй, позвоню Ким во второй половине дня. Или завтра.
Персис пристально посмотрела на него, и Гарт слегка покраснел:
— Да, мне не хочется иметь дело с ФАББ, поэтому я и откладывал этот звонок, — сказал он, презирая себя за слабость. — Я их ненавижу, этих деятелей. Ненавижу и… боюсь.
— Рано или поздно Федеральное агентство все равно здесь появится — этого не миновать. А Нат уже очень сильно отличается от предыдущих тел-образцов. Как ты собираешься объяснять это?
— Скажу, что мы наконец-то сделали все как надо.
— К сожалению, еще не все…
39
Вечера были хуже всего. Нат метался по палате, как страдающий неврозом белый медведь, которого он видел когда-то в зоопарке Бронкса. Бедняга расхаживал вдоль решетки туда и обратно, словно ожидая, когда же эта пытка, будто в насмешку именуемая жизнью, закончится и он упадет замертво на узком бетонном пространстве между заплесневелым бассейном и кормушкой со свежей рыбой — единственными радостями, на которые, впрочем, медведь почти не обращал внимания. В жизни Ната не было и этого, поэтому, устав шагать по комнате, он выскакивал за дверь и во весь дух мчался по периметру полутемных коридоров. Дверь его палаты уже давно не запиралась, так что он мог выходить из нее и возвращаться когда вздумается, однако все выходы с этажа были надежно закрыты, а у лифтов отсутствовала кнопка вызова.
Утомившись от быстрого бега, Нат переходил на легкую трусцу. Пробегая мимо палаты, где располагался пост дежурной сиделки, он приветливо махал ей рукой, а та махала в ответ. Сиделки давно привыкли к его ночным пробежкам. В их обязанности входило следить, чтобы с ним все было в порядке, а в остальное они не вмешивались. И Ната это вполне устраивало. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы его оставили в покое.
Как-то поздно ночью, заканчивая двенадцатый круг, он увидел Монти, который ждал его в палате.
Монти проводил с Натом минимум четыре ночи в неделю. Обычно они почти не разговаривали, зато много играли в настольные игры или в слова, но сегодня в голове Ната наконец созрел некий план, поэтому он был разговорчив больше обычного и казался почти веселым.
— Откуда родом твои родители? — спросил Нат, когда Монти надолго задумался над очередным ходом в шахматной партии.
— С Филиппин. Мой прадед перебрался в Штаты в 1987 году, когда в нашей стране начались беспорядки.
— А сколько тебе лет?
— Двадцать восемь.
— У тебя есть сестры или братья?
— Есть брат. Он старше меня и уже женат. Он тоже работает в «Икоре».
— Здесь? В этом здании?
— Нет, в штаб-квартире корпорации, в Саванне. Мой брат работает у самого главного босса.
— Правда? Это большой успех. А ты женат, Монти?
— Не-ет… — По-юношески гладкий лоб Монти прорезали две тоненькие морщинки.
— Почему? Может быть, ты гомосексуалист?
— Не-е-ет… — ответил Монти и, обхватив рукой нос, двинул вперед слона.
— А ты собираешься когда-нибудь жениться?
— Собираюсь. Но потом. Позже.
— Когда?
— Когда мне будет сорок или около того.
— А подружка у тебя есть? — Нат прикрылся конем.
— Нет.
— Что же, ты так и живешь без женщин? — Нату не хотелось дразнить своего партнера, но ему вдруг стало очень интересно, какая мораль царит в обществе будущего.