Особенно,... 
24 
— Да, это правильно, — промолвил шевалье, — и со своей стороны мне не в чем упрекнуть короля, кроме одного: его ежедневных выездов и его пристрастия к эскортам.
Затем он возобновил чтение:
«Это спокойствие нарушено; это счастье может быть поставлено под угрозу благодаря злому умыслу и предательству…»
— О! О! — воскликнул шевалье. — Ты слышишь, Матильда?
— Да, — ответила Матильда, подавляя зевоту, — я слышу: «благодаря злому умыслу и предательству», — но только я не понимаю.
— И я тоже, — заметил шевалье, — но сейчас все станет ясно.
И он продолжил:
«Если враги нашей Родины возлагают свои надежды на разногласия, которые они всегда старались разжигать, то те, кто является ее опорой, ее законные защитники, опрокинут и разобьют эту преступную надежду благодаря непробиваемой силе нерушимого союза…»
— Безусловно, — сказал шевалье, — они опрокинут эту преступную надежду, и я первый стану в их ряды, если только моей руке станет лучше.
Затем он повернулся к Матильде.
— Какой великолепный слог у правительства! Не правда ли, дорогая?
— Да, — ответила Матильда, не раскрывая рта. Она боялась, что если она его раскроет, то уже не совладает со своей челюстью.
— «Монитер» сегодня довольно занимателен, — заметил шевалье.
И продолжал далее:
«В связи с этим, выслушав доклад нашего любезного и преданного канцлера Франции, господина Дамбрей, командора наших орденов, мы предписываем следующее…»
— А! — сказал шевалье. — Посмотрим, что предписывает король.
«Пункт № 1. Палата пэров и палата депутатов от департаментов созываются в традиционном месте проведения их заседаний.
Пункт № 2. Пэры и депутаты, отсутствующие в Париже, обязаны вернуться в него немедленно после ознакомления с настоящим воззванием.
Продиктовано во дворце Тюильри 6 марта 1815 года, лето царствования нашего двадцатое.
Подписано Людовик».
— Вот странно, король созывает Парламент и объясняет, почему он его созывает, — сказал шевалье.
— Дьедонне, ты все время обещал ради развлечения сводить меня на заседание, — сказала Матильда, зевнув так, что чуть не сломала себе челюсть в предвкушении удовольствия, которое она там получит.
— Ах! Подожди, пожалуйста, — воскликнул шевалье. — «Ордонанс». Здесь есть какое-то постановление; возможно, это постановление нам все объяснит сейчас.
И он прочел:
«Ордонанс.
Выслушав доклад нашего любезного и верного канцлера Франции, командора наших орденов, мы приказываем и доводим до вашего сведения следующее:
Пункт № 1. Наполеон Бонапарт, вторгшийся с оружием в руках в департамент Вар, провозглашается изменником и бунтовщиком…»
— Та, та, та, — произнес шевалье, — что здесь такое пишет «Монитер»? Ты слышала, Матильда?
— Вторгшийся с оружием в руках в департамент Вар… изменником и бунтовщиком… Но кто это изменник и бунтовщик?
— Черт возьми! Наполеон Бонапарт! Но разве же они его не упрятали на остров?
— Да, действительно, — подхватила Матильда. — На остров Эльбу.
— Ну вот, значит, он не мог вторгнуться в департамент Вар, если по меньшей мере там нет моста, соединяющего остров Эльбу с вышеназванным департаментом. Ну что же, посмотрим, что там дальше.
«Поэтому приказываю всем губернаторам, командующим вооруженными силами, солдатам национальной гвардии, гражданским властям и даже простым гражданам преследовать его…»
— Надеюсь, что ты будешь вести себя смирно и не станешь развлекаться, гоняясь за ним?
— Постой! Постой! Это еще не все.
И шевалье возобновил чтение.
«Преследовать его, задержать и немедля предать в руки военного трибунала, который, удостоверив его личность, именем закона предъявит ему обвинение и огласит приговор».
Но в этот момент шевалье пришлось прервать свое чтение, так как послышался стук открывающейся двери, ведущей в его спальню, и голос слуги, докладывающего о приходе его брата, барона де ля Гравери.
Барон был экипирован и вооружен, будто господин Мальбрук, собравшийся на войну.
Шевалье побледнел, когда барон предстал передним в столь внушительном виде.
— Ну, — сказал барон, — ты знаешь, что происходит?
24 
