Особенно,... 
29 
Мадам де ля Гравери, распределяя свои знаки внимания, выказывала при этом отменное чувство справедливости, так что ни разу никому не дала повода ни к ревности, ни к недовольству.
Но самым довольным из этого мужского трио, самым признательным не только Матильде, но и двум другим, бесспорно был Дьедонне; он был вне себя от радости, когда размышлял о том, что нашел два новых объекта, на которых мог излить избыток нежности, переполнявший его сердце в дни уединения.
Как мадам де ля Гравери удавалось поддерживать это ровное настроение и это самоотверженное самоотречение при своем крохотном дворе?
Это один из тех женских секретов, в который, признаемся в этом честно, несмотря на наши беспрестанные и постоянно возобновляемые исследования в этой области, нам так и не удалось проникнуть.
Но самое поразительное заключалось в том, что общество практически не злословило по поводу этого странного союза. Молодая немка казалась такой простодушной; столько наивности было в ее самом компрометирующем обращении с обоими офицерами; она была так изумительно естественна, что если кто-нибудь осмелился бы вдруг высказать хоть малейшее подозрение, то, весьма вероятно, мог бы быть обвинен в том, что у него злое сердце.
Барон де ля Гравери стал тем ангелом с пылающим мечом, который изгнал трех блаженных из их рая.
Однажды после полудня Матильда, чувствуя легкое недомогание, оставалась дома; господин де Понфарси — так звали лейтенанта гусаров — был на дежурстве, шевалье де ля Гравери и его друг, капитан гренадеров, вдвоем гуляли по Елисейским Полям.
И хотя обычный квартет заметно поредел, де ля Гравери выглядел бесконечно радостным; он скорее подпрыгивал, чем шел, и это несмотря на полноту, ставшую весьма солидной, принимая во внимание его возраст. Малейшее происшествие вызывало у него раскаты смеха, он беспрестанно весело потирал ладони и, следуя священным законам дружбы, капитан Думесниль целиком и полностью разделял это великолепное настроение.
Гуляя, они столкнулись с человеком, который, похоже, не был так же доволен судьбой, как они.
Этим человеком был барон де ля Гравери.
Он шел с таким угрюмым, таким озабоченным выражением лица, так низко надвинув на глаза шляпу, что они наткнулись на него, даже не узнав.
Но он, почувствовав, что его задели, поднял голову и узнал их.
— Клянусь смертью Христовой! Я рад встретить вас, шевалье, — сказал старший брат, схватив младшего за руку.
— В самом деле! — произнес тот с болезненной гримасой, так сильно барон сжал ему руку.
— Да, я направляюсь к вам.
Думесниль покачал головой, у него зародилось предчувствие несчастья.
Но быстро, вновь обретя свое хорошее настроение, шевалье произнес:
— Надо же, как странно, я только что сказал Думеснилю: «Я должен прямо сейчас зайти к моему брату, чтобы сообщить ему эту радостную новость».
— Эту радостную новость? — повторил барон с мрачной улыбкой. — А, так у вас есть для меня радостное известие?
— Да.
— Ну, что же, тогда обмен будет не в вашу пользу, так как я собираюсь поведать вам нечто весьма неприятное.
Такому тонкому и искушенному наблюдателю, каким был Думесниль, легко было догадаться, что эта новость, которая должна была так огорчить шевалье, доставляла сильную радость барону.
По телу Думесниля пробежала дрожь, а поскольку рука шевалье опиралась на руку капитана, то он вздрогнул вместе с ним, пока скорее испытывая простое сочувствие, чем предчувствуя что-либо.
— Но что же случилось? — пробормотал бедняга Дьедонне, весь побледнев, настолько был силен ужас, который он почувствовал заранее лишь при одном слабом отблеске той бомбы, с помощью которой барон собирался взорвать его счастье.
— Ничего. Пока.
— Как! Пока ничего?!
— Нет, позже я вам расскажу об этом, когда мы будем у меня в доме, если вы соблаговолите туда последовать за мной.
Думесниль видел, что барон желал бы поговорить со своим братом наедине, к тому же, поскольку первый нисколько не скрывал от второго, что собирается говорить с ним о вещах малоприятных для слуха, капитан тем более предпочел бы не присутствовать при беседе.
— Извините меня, мой дорогой Дьедонне, — сказал он, — но я вдруг вспомнил, что меня ждут у полковника.
И он протянул одну руку шевалье, в то время как другой приветствовал барона.
29 
