113 
— Что это должно означать?
— Не задавайте наивных вопросов. Вы ведь умный мужчина. Подумайте сами
— Так это и есть ваше гадание по руке? Удобно, нечего сказать. Всю эту чушь вы говорите идиотам в Блэкпуле? И они платят вам денежки?
— Потише, — произнесла она.
— Все это пустая игра. У вас с Полли все заранее рассчитано. Камни, ладони, карты Таро. Высматриваете у клиента слабое место и качаете из него деньги.
— Вы до того невежественны, что я не считаю нужным вам отвечать.
— И это тоже удобный маневр, верно? Подставь другую щеку, но попадание засчитай. Так говорится в вашем Ведовстве? Высохшие бабы, которые живут лишь мыслью, как бы испортить жизнь другим? Чары там, проклятье тут, но какое это имеет значение, ведь если даже кто-то и пострадает, то это сумеет распознать лишь другой посвященный. А вы все держите языки за зубами, не так ли, Рита? Не в этом ли состоит радость вашего шабаша?
Она продолжала мыть один стакан за другим. У нее отлетел один ноготь. На другом поцарапался лак.
— Любовь и смерть, — произнесла она. — Любовь и смерть. Три раза.
— Что?
— На твоей ладони. Один брак. Но любовь и смерть трижды. Смерть. Повсюду. Ты принадлежишь к жрецам смерти, мистер констебль.
— Ой, неужели.
— Так начертано на твоей ладони, мой мальчик. А линии не лгут.
Глава 16
Прошлую ночь Сент-Джеймс провел в замешательстве. Лежа на постели и глядя сквозь окошко в потолке на звезды, он размышлял об умопомрачительной неудаче их брака. Он знал, что медленный — бег — по — пустому — пляжу — в — страстные — объятия — друг — друга — в — последних — кадрах — картины, такая киношная романтическая версия приводит к романтическим ожиданиям счастья на всю жизнь. Но он также знал, как учит жизнь, безжалостно, дюйм за дюймом, что если счастье и бывает, то длится оно недолго, и если ты открываешь дверь на его ложный стук, то сталкиваешься с вероятностью впустить вместо этого ворчание, злость или враждебность других, требующих при этом внимания. Порой бывает невыносимо тяжко довольствоваться неразберихой жизни Он уже почти пришел к выводу, что единственный разумный способ общения с женщиной — не иметь с ней дела вообще, когда Дебора передвинулась на его край кровати
— Прости, — прошептала она и положила руку ему на грудь. — Ты у меня самый хороший. Ты номер один.
Он повернулся к ней. Она уткнулась лбом в его плечо. Он погладил ее по голове и шее, наслаждаясь тяжестью ее волос и нежной кожей.
— Я рад этому, — шепнул он в ответ, — потому что ты тоже моя пушинка номер один. Всегда была такой, сама знаешй. И всегда будешь.
Он почувствовал, как она зевнула.
— Мне трудно, — промурлыкала она. — Дорога видна, верно, но первый шаг сделать нелегко. Вот я и схожу с ума.
— Так всегда бывает. Вероятно, на этом мы и учимся. — Он обнял ее и понял, что она засыпает. Ему хотелось встряхнуть ее, но он лишь поцеловал ее в голову и отпустил.
За завтраком он все-таки старался быть осторожным, сказав себе, что хотя она и была его Дебора, но она еще и женщина и смена настроений у нее происходит чаще, чем у многих. В большинстве случаев это ему даже нравилось. Газетной передовицы, намекающей на то, что полиция может сфабриковать дело против человека, подозреваемого в принадлежности к ИРА, было достаточно, чтобы вызвать у нее приступ ярости и побудить организовать фотографическую одиссею в Белфаст или Дерри, чтобы «самой выяснить, что к чему». Прочтя сообщение о жестоком обращении с животными, она присоединилась к демонстрации протеста. Как только началась дискриминация больных СПИДом, помчалась в первый же попавшийся хоспис, который принимал волонтеров, готовых помогать этим несчастным. Он никогда не знал, в каком найдет ее настроении, когда спускался по лестнице из своей лаборатории, чтобы вместе с ней сходить на ленч или обед. Единственное, что было определенным в их жизни, это полная неопределенность.
Обычно он наслаждался ее страстной натурой. Она была более живой, чем все, кого он знал. Но полная жизнь предполагала и соответствующие чувства, и если пики ее настроения были окрашены легким безумием и насыщены восторгом, то неминуемые спады лишены всякой надежды. И такие спады беспокоили его, ему хотелось посоветовать ей владеть своими эмоциями. Не надо все принимать так близко к сердцу — вот первый совет, готовый сорваться с его языка. Однако он давным-давно научился свои советы держать при себе. Не принимать все близко к сердцу было для нее все равно что не дышать. Кроме того, ему нравился вихрь эмоций, в котором она жила. Помимо прочего он был лучшим средством от скуки.
113 
