124 
— Я не…
— Ты как черная овца, потому что у тебя голубые глаза. Мэг, как ты думаешь, какова вероятность, чтобы у двух кареглазых людей родился ребенок с голубыми глазами?
— Ну?
— Пожалуй, одна миллионная. Может, больше. Может, одна миллиардная.
— Ты так думаешь?
— Я знаю. Викарий не был твоим отцом. Значит, твоя мама его не убила. А зачем ей убивать кого-то еще?
В его голосе звучала такая убежденность, а в словах такая логика, что ей захотелось принять его слова, согласиться с ними. Мэгги хотелось ему верить. Ей было бы намного проще жить, если бы она знала, что в его словах кроется правда. Тогда она сможет вернуться домой. Сможет взглянуть на маму. Не будет думать о форме своего носа и рук — такие они, как у викария, или нет? — не станет она и удивляться, почему он брал ее за плечи, отстранял на вытянутые руки и долго рассматривал. Каким облегчением для нее будет знать что-то точно, даже если это и не станет ответом на ее молитвы. Так что ей хотелось поверить. И она бы поверила, если б желудок Ника не заурчал, если бы Ник не дрожал, если бы она не видела мысленным взором огромное стадо овец, которое движется подобно грязноватому облаку по зеленому ланкаширскому холму. Она оттолкнула его от себя.
— Что? — удивился он.
— В стаде есть еще одна черная овца. Это Ник Уэр.
— Да?
— Так что вероятность меньше одной миллионной.
— Мы ведь не овцы. Мы люди.
— Ты хочешь домой. Давай. Возвращайся домой. Ты врешь мне, и я не желаю тебя видеть.
— Мэг, я не вру. Я пытаюсь тебе объяснить.
— Ты меня не любишь.
— Люблю.
— Тебе главное — поесть.
— Я ведь всего-навсего хотел сказать…
— Ты думаешь про булочки и джем. Давай, уходи. Ступай, поешь. Я сама о себе позабочусь.
— Без денег?
— Мне не нужны деньги. Я найду работу.
— Сегодня вечером?
— Я что-нибудь придумаю. Вот увидишь. Но домой не вернусь и в школу тоже, и можешь не говорить про своих овец. Я не такая дурочка, чтобы не понимать, что к чему. Если две белых овцы могут родить черную, тогда я тоже могла родиться от двух людей с карими глазами, и ты это знаешь. Ну разве не так?
Он провел пальцами по ее волосам:
— Я не сказал, что это невозможно, просто вероятность…
— Плевать я хотела на твою вероятность. Я тебе не овца и не лошадь. Я это я. Мы говорим про мою маму и моего папу. И она его убила. Ты это знаешь. Ты просто изображаешь из себя лорда и пытаешься загнать меня домой.
— Я никого не изображаю.
— Нет, изображаешь.
— Я сказал, что не брошу тебя, вот и не брошу. О'кей? — Он огляделся по сторонам. Зажмурился от холодного ветра. Потопал ногами, чтобы согреться. — Знаешь, нам нужно что-то поесть. Жди меня здесь.
— Куда ты пойдешь? Ведь у нас нет даже трех фунтов. Что за…
— Можно купить печенье, хрустящую картошку и что-то типа того. Может, сейчас ты еще не проголодалась, но потом все равно захочешь есть, а у нас поблизости уже не будет магазина.
— У нас? — Она посмотрела на него. — Тебе нужно идти домой, — сказала она.
— Ты хочешь меня?
— Что?
— Ты хочешь меня так, как тогда?
— Да.
— Ты любишь меня? Веришь мне?
Она вгляделась в его лицо. Ему не терпелось уйти Но возможно, он просто был голоден Когда они пойдут, он согреется Они даже могут побежать бегом
— Мэг? — сказал он.
— Что?
Он улыбнулся и потерся губами о ее губы. Они были у него сухие. То, что он делал, не походило на поцелуй.
— Тогда жди меня тут, — сказал он. — Я быстро вернусь. Если мы собираемся свалить, лучше, чтобы нас не видели вместе в городке. А то запомнят, когда твоя мама позвонит по телефону в полицию.
— Мама не позвонит. Она не осмелится.
— Я в этом не уверен. — Он поднял воротник куртки и серьезно посмотрел на нее. — Ну, не страшно тебе тут оставаться одной?
На сердце у нее потеплело.
— Все о'кей.
— Не возражаешь, если мы сегодня будем спать на жестком?
— С тобой где угодно.
Глава 18
Колин пил чай с хлебом, на котором лежали сардины. Масло просачивалось сквозь пальцы и капало на поцарапанную раковину, возле которой он сидел. Голода он не испытывал, просто у него слегка кружилась голова и подгибались колени. Поэтому он и решил перекусить.
В деревню он вернулся по Клитероской дороге, которая была ближе к дому Риты, чем общинная тропа. Шел быстрым, резким шагом, говоря себе, что вперед его гонит жажда мести. И все время повторял ее имя: Энни, Энни, Энни, девочка моя Так он пытался заглушить слова, пульсировавшие вместе с кровью в его черепной коробке: любовь и смерть три раза. Когда он добрался до дому, в его груди пылал пожар, а руки-ноги стали ледяными. Он слышал сердце внутри барабанных перепонок, а его легким абсолютно не хватало воздуха. Эти симптомы он игнорировал добрых три часа, но когда улучшение так и не наступило, решил подкрепиться. Ничего не поделаешь, организм требует.
124 
