– Я не счел нужным спрашивать его об этом.
– Почему?
– Он всегда казался мне человеком, который не любит, чтобы ему задавали вопросы или давали советы.
– Но тебя же пригласили посмотреть тарелки.
Снова эта ухмылка.
– Рядовые сотрудники музея. Вот поэтому я и говорю, что он не любит получать советы. Ему не понравилось, что я определил, что они не подлинные. Он был любезен и поблагодарил меня за помощь, сказал, что музей очень признателен. И все же ему это не понравилось.
– Интересно, не так ли? – спросил Брунетти.
– Очень, – согласился Леле, – особенно если учесть, что его работа состоит в том, чтобы поддерживать уровень музейной коллекции. И, – добавил он, – следить, чтобы фальшивки не задерживались на рынке.
Он прошел через комнату, чтобы поправить картину, висевшую на дальней стене.
– Есть ли еще что-нибудь, что мне следовало бы знать о нем? – спросил Брунетти.
Отвернувшись от Брунетти и глядя на свои картины, Леле ответил:
– Я думаю, что тебе еще много чего надо знать о нем.
– Например?
Леле вернулся к нему и осмотрел картину с большего расстояния. Ему нравились внесенные изменения.
– Ничего особенного. У него очень хорошая репутация в городе, и у него множество друзей на высоких постах.
– Тогда что ты имеешь в виду?
– Гвидо, наш мир очень тесен, – начал Леле и замолк.
– Ты о Венеции или о тех, с кем работаешь по древностям?
– И то, и то, но особенно о нас. В городе всего пять или десять настоящих экспертов: мой брат, Бортолуцци, Раванелло. И почти все, что мы делаем, делается с помощью таких тонких намеков и полунамеков, что никто больше и не поймет, как это происходит. – Он увидел, что Брунетти в недоумении, и попытался объяснить. – На прошлой неделе мне показывали раскрашенную мадонну с младенцем Христом, спящим у нее на коленях. Она точно пятнадцатого века. Тоскана. Возможно, даже конец четырнадцатого века. Но посредник, который мне ее демонстрировал, поднял ребенка – они отдельно вырезаны – и показал местечко на спине статуи, где видна была малюсенькая заплатка.
Он подождал реакции Брунетти. Поскольку ее не последовало, он продолжил:
– Это значит, что первоначально это был ангелок, а не младенец Христос. Заплатка закрывала место, где были крылышки, откуда их бог весть когда убрали и заделали так, чтобы он выглядел как младенец Христос.
– Зачем?
– Потому что ангелы встречаются чаще Христа. Так что удаление крыльев это… – голос Леле стих.
– Повышение в должности? – спросил Брунетти, начиная понимать.
Хохот Леле заполнил галерею.
– Да, именно. Его повысили до Христа, и это значит, что он будет теперь стоить гораздо дороже.
– Но посредник тебе показал?
– Вот об этом я и говорю. Он мне намекнул, просто показав заплаточку, и он сделал бы то же самое для любого из нас.
– Но не для случайного клиента? – предположил Брунетти.
– Может, и нет, – согласился Леле. – Заплатка так хорошо сделана, и краска так удачно ее покрывает, что мало кто вообще заметил бы ее. Или если бы и заметили, то не поняли бы, что это означает.
– А ты бы сам заметил?
Леле быстро кивнул.
– Если быть точным, я бы заметил, если бы принес фигурку домой и оставил у себя.
– А случайный покупатель?
– Нет, скорее всего нет.
– Тогда почему он тебе это показал?
– Потому что думал, что я хочу приобрести эту вещь. И потому что для нас важно знать, что, по крайней мере, своим мы не лжем и не пытаемся сознательно всучить одно вместо другого.
– И какая во всем этом мораль, Леле? – спросил Брунетти с улыбкой. С детства он знал, что рассказы Леле в основном были назидательными.
– Мораль, не мораль, Гвидо, но Семенцато не состоит в нашем клубе. Он не один из нас.
– А кто это решил, он или вы?
– Не думаю, что кто-то принимал такое решение. И конечно, я никогда не слышал об этом напрямую. – Леле, человек образов, а не слов, выглянул из широкого окна студии и посмотрел, как свет струится над дальним каналом. – Скорее, он сам никогда не пытался быть одним из нас.
– Кто еще знает об этом?
– Ты первый, кому я рассказал про майолику. И я не уверен, что о ком-то можно сказать, что он «знает». Это просто то, что мы все понимаем.
– Насчет него?
Леле со смехом сказал:
– Насчет большинства торговцев антиквариатом в стране, если по-правде. – Потом добавил более серьезно: – Ну и насчет него тоже.
– Не лучшая рекомендация для директора одного из ведущих музеев Италии, не так ли? – спросил Брунетти. – У такого не захочешь покупать раскрашенную мадонну.