104 
Свое платье, как всегда белое, г-жа Рекамье дополнила красной кашемировой шалью. Она и придумала этот салонный танец с шалью, который позже был с успехом перенесен из гостиных на театральные подмостки. Этот танец, или, скорее, пантомима, г-жи Рекамье пользовался таким успехом, что молва о нем докатилась и до нас, и мы знаем, что ни одна баядерка, ни одна танцовщица не демонстрировала такую смесь распутства и стыдливости, ибо тонкая, колышущаяся ткань лишь обнажала прелести, которые должна была бы скрывать.
Этот танец, продолжавшийся около четверти часа, завершился под гром аплодисментов, к которым присоединился и первый консул. По знаку Бонапарта публика разразилась криками «браво», и среди этих криков, оторвавшись от земли, подобно самому богу хореографии, воспарил несравненный Вестрис, владевший поэзией движения и позы, чувством и формой танца.
Когда гавот подошел к концу, лакей в парадной ливрее приблизился к г-же де Сурди и прошептал несколько слов.
— Откройте гостиную, — велела хозяйка дома.
Двери сейчас же растворились, и все увидели ярко освещенную комнату, обставленную с поразительным вкусом. За столом с двумя канделябрами сидели два поверенных, а перед ними лежал брачный договор. Казалось, он с нетерпением ждет, когда же ему окажут честь и наконец украсят недостающими подписями. В эту комнату могли войти только десяток-другой человек — те, кто участвовал в подписании договора либо был приглашен присутствовать при его оглашении.
Когда договор читали, в гостиную проскользнул слуга в ливрее. Стараясь быть как можно незаметнее, он приблизился к графу де Сент-Эрмину и тихо сказал:
— С вами хочет немедленно поговорить шевалье де Маален.
— Скажите ему, чтобы подождал в малом кабинете.
— Господин граф, он сказал, что должен увидеть вас немедленно и что, даже если бы вы уже взяли в руки перо, он просил бы вас положить его и увидеться с ним, не подписывая договор… Позвольте, да вот он сам стоит в дверях.
Граф с болью и отчаянием кивнул и вышел вслед за слугой и шевалье.
Мало кто обратил внимание на это происшествие, а те, кто заметил, не придали ему значения.
Бонапарт всегда спешил поскорее закончить начатое, так, например, он всегда стремился покинуть Тюильри, когда находился в его стенах, и вернуться обратно, когда он оказывался за его пределами. Поэтому, как только договор был зачитан, он, даже не поинтересовавшись, кто должен подписывать первым, взял со стола перо и поставил свою подпись. Затем так же порывисто, как четыре года спустя, он вырвал из рук Папы и возложил на голову Жозефины корону, затем Бонапарт вложил в ее руку перо. И Жозефина подписала договор.
Потом перо перешло в руки м-ль де Сурди. Она с невольным беспокойством оглянулась, ища графа де Сент-Эрмина. Не увидев его, Клер почувствовала, как ее охватывает странная тревога, и, чтобы скрыть от окружающих свое волнение, поставила свою подпись. Наступила очередь графа, и теперь все заметили, что его нигде нет. Стали звать его, но никто не ответил.
В гостиной на мгновение воцарилась тишина, все переглядывались в недоумении, как бы спрашивая друг друга, что означает это странное исчезновение, немыслимым образом нарушающее все приличия.
Наконец кто-то осмелился прервать молчание и вспомнил, что во время чтения договора неизвестный молодой человек весьма приятной наружности возник в дверях салона и тихо сказал графу два слова, а тот последовал за ним, скорее как приговоренный на казнь, чем как друг за своим другом.
Но ведь граф мог покинуть гостиную, но не покинуть особняк. Г-жа де Сурди позвала лакея и приказала ему обыскать весь дом. Лакей повиновался, и в течение нескольких минут посреди вздохов и возгласов удивления шестисот человек слышались крики слуг, обыскивавших все этажи. Наконец один из них догадался расспросить кучеров, ожидавших во дворе, и те сказали, что видели, как двое молодых людей, один из которых, несмотря на дождь, вышел из дверей с непокрытой головой, устремились на проезжую часть и быстро сели в экипаж, крикнув: «На почтовую станцию!»
И лошади умчались галопом.
Один из кучеров узнал в молодом человеке с непокрытой головой графа де Сент-Эрмина.
Гости переглядывались в полном изумлении, когда раздался голос:
— Карету и эскорт первого консула!
Все почтительно расступились, пропуская вперед г-на и г-жу Бонапарт, а также жену Луи Бонапарта. Но едва те покинули гостиную, как началось сущее бегство, будто в доме пожар.
104 
