Особенно,... 
138 
Мы видели, в каком состоянии пребывал несчастный заговорщик, когда попросил тюремного врача предупредить Мюрата о том, что у него есть важные сведения. Вообразите теперь, до чего он дошел, когда не получил никакого ответа и не дождался губернатора Парижа. Потеряв остатки мужества и сил, пожираемый страхом, он тихо, как послушный ребенок, ждал смерти, и лишь изредка нервная судорога сотрясала его тело. Он неотрывно смотрел на окно, которое выходило на улицу, боясь увидеть первые лучи солнца.
Около пяти часов утра Кёрель вздрогнул, услышав шум кареты, остановившейся у ворот тюрьмы. Он жадно ловил каждый звук: вот открылись и закрылись двери, вот в коридоре раздались шаги то ли двух, то ли трех человек, вот они остановились, и загремел ключ в замке. Дверь отворилась. В последней надежде он взглянул на вошедшего: сквозь складки шинели он пытался разглядеть роскошный мундир Мюрата, сверкающий перьями и вышивкой, но увидел человека в черном, который, несмотря на мягкое и доброжелательное лицо, показался ему зловещим.
В настенных канделябрах зажгли свечи, Реаль огляделся и понял, что это не камера. И в самом деле, узник был так близок к смерти, что его переместили в канцелярию суда. Реаль увидел также койку, на которой несчастный всю ночь пролежал, не раздеваясь, и, наконец, посмотрел на Кёреля. Тот стоял, протягивая к нему руки.
Реаль подал знак, и они остались вдвоем.
— Я — министр юстиции, — представился он. — Вы выразили желание дать показания. Я пришел, чтобы выслушать вас.
Кёреля затрясло так, что он не мог произнести ни звука, его зубы застучали, а лицо задергалось в страшных судорогах.
— Успокойтесь, — государственный советник привык видеть людей, идущих на казнь, но никогда еще ему не доводилось встретиться с человеком, испытывающим такой ужас перед смертью. — Я пришел к вам с добрыми намерениями, хотя мои обязанности не всегда позволяют проявлять доброту. Теперь вы можете говорить?
— Попробую, — ответил несчастный, — но только зачем? Разве для меня не будет все кончено через два часа?
— Я не имею права что-нибудь обещать, — ответил Реаль. — Но если то, о чем вы хотите рассказать, действительно имеет огромное, как вы утверждаете, значение…
— Ах, вы сами все поймете! — вскричал узник. — Пожалуйста, что вы хотите узнать? Что вы хотите, чтобы я сказал? Помогите мне, у меня голова идет кругом.
— Успокойтесь и отвечайте. Прежде всего, ваша фамилия?
— Кёрель.
— Кем вы были?
— Офицером санитарной службы.
— Где вы служили?
— В Бивиле.
— А теперь сами расскажите мне то, что хотели.
— Во имя Господа я расскажу вам всю правду, но вы мне не поверите.
— Я все понял, — улыбнулся Реаль. — Вы не виновны, не так ли?
— Да, клянусь вам.
Реаль с сомнением покачал головой.
— Да, — продолжил узник, — я не виновен в том, в чем меня обвинили, и могу это доказать.
— Почему вы раньше этого не сделали?
— Потому что мне надо было предъявить алиби, которое, с одной стороны, меня спасало, а с другой — губило.
— Но вы принимали участие в заговоре?
— Да, но не с Пико и Лебуржуа. Клянусь, я не имею никакого отношения к адской машине. В то время я был в Англии с Жоржем Кадудалем.
— А когда вы приехали во Францию?
— Два месяца назад.
— Значит, вот уже два месяца, как вы расстались с Кадудалем?
— Я с ним не расставался.
— Как это? Вы здесь, Кадудаль — в Лондоне, по-моему, вы должны были расстаться!
— Жорж вовсе не в Лондоне.
— А где же?
— В Париже.
— В Париже! — подскочив на стуле, вскричал Реаль. — Но это невозможно!
— И все-таки он здесь, потому что мы приехали вместе, и я говорил с ним прямо перед моим арестом.
Значит, Жорж вот уже два месяца в Париже! Значит, предполагая, что признание этого узника может оказаться важным, никто и вообразить не мог, в какой степени!
— А как вы попали во Францию?
— Через скалы Бивиля. Это было в воскресенье, нас доставил к берегу маленький английский шлюп, и мы чуть не утонули, потому что погода была ужасной.
— Так, так, — задумался Реаль. — Все это гораздо важнее, чем я думал, мой друг, я ничего не обещаю, и однако… Продолжайте. Сколько вас было?
— Во время первой высадки нас было девять человек.
— А сколько с тех пор было высадок?
— Три.
— Кто встречал вас на берегу?
— Сын часовщика. Он проводил нас на ферму, название которой я не знаю. Мы сидели там три дня, а потом, двигаясь от фермы к ферме, добрались почти до Парижа. Здесь нас уже ждали друзья Жоржа, которые прибыли раньше нас.
138 
