— Может, надо вырвать несколько зубов?
— Боюсь, что всю челюсть.
— Тогда другое дело. Но предупреждаю, доктор берет не меньше луи за один зуб.
— Два луи, если потребуется.
Служанка провела Жоржа в кабинет, зажгла две свечи у кресла и пошла в спальню. Вернувшись через две минуты, она сказала:
— Доктор сейчас будет.
И действительно, врач не заставил себя ждать.
— Дорогой доктор, — вскричал Жорж, — скорее, я уже не в силах терпеть!
— Я уже здесь, не волнуйтесь, — успокоил его доктор. — Садитесь в это кресло… Так, хорошо… Какой зуб у вас болит?
— Какой зуб? О, черт!
— Да, да, какой?
— Посмотрите сами.
Жорж открыл рот, и г-н Гильбар увидел настоящий ларец с тридцатью двумя жемчужинами.
— О! О! — от изумления доктор потерял дар речи. — Какие зубы! И где же тот, что болит?
— Это что-то вроде невралгии, доктор, поищите, пожалуйста.
— С какой стороны?
— С правой.
— Вы шутите, тут нечего искать, все зубы совершенно здоровы.
— Так вы думаете, я ради своего удовольствия прошу вас вырвать мне зуб? Странное, однако, развлечение!
— Хорошо, покажите, какой зуб я должен удалить?
— Вот, — Жорж указал на первый коренной зуб. — Тащите этот.
— Вы уверены?
— Абсолютно, и, пожалуйста, поторопитесь.
— Однако, сударь, уверяю вас…
— Мне кажется, — нахмурил брови Жорж, — я имею право избавиться от зуба, который мешает мне жить.
Жорж слегка приподнялся, и доктор заметил два пистолетных ствола и богато украшенную рукоять кинжала. Решив, что такому человеку нельзя ни в чем отказать, доктор захватил зуб ключом, надавил и вытащил его.
Жорж не издал ни звука. Он взял стакан, капнул туда несколько капель эликсира и наивежливейшим тоном произнес:
— Сударь, у вас самая легкая и в то же время самая крепкая рука на свете. Но позвольте вам заметить, метод английских дантистов нравится мне больше.
Он прополоскал рот и сплюнул в тазик.
— И чем же английский метод лучше?
— Англичане дерут зубы клещами, они просто тянут снизу вверх, не расшатывая больной зуб. Вы, французы, давите со всей силы, и корень зуба проворачивается — это очень больно.
— Судя по вашему поведению, вам не было больно.
— Это потому, что я очень хорошо владею собой.
— Вы француз?
— Нет, бретонец.
И Жорж положил два луи на камин.
Кадудаль ждал с улицы условного сигнала, ему должны были сообщить, что путь свободен, и потому хотел выиграть время. Со своей стороны, доктор Гильбар никак не хотел вызвать недовольство своего вооруженного пациента и потому делал вид, что находит весьма любопытными самые ничтожные темы для беседы. Но наконец раздался свист, которого дожидался Жорж. Он тут же встал, горячо пожал руку доктору и быстро спустился к выходу.
Доктор остался один, не в силах понять, что произошло и с кем он имел дело — с сумасшедшим или с грабителем. И только на следующий день, когда к нему явился полицейский и дал описание Жоржа, след которого затерялся в районе его дома, доктор понял, с кем он столкнулся.
Читая описание, он наткнулся на фразу: «Сочные губы и тридцать два зуба». Доктор прервал чтение и заявил:
— Здесь ошибка! У него уже не тридцать два зуба.
— С каких это пор? — удивился агент.
— С тех пор, — пояснил г-н Гильбар, — как вчера вечером я вырвал ему один зуб.
Спустя два дня после этого происшествия, которое, как я уже сказал, вошло в полицейские анналы, были схвачены два самых важных сообщника Кадудаля.
История, которую мы вам сейчас предложим, не является ни легендой, сочиненной полицией, ни судейским анекдотом.
На борту первого парохода, которым я путешествовал из Генуи в Марсель[115], мне довелось познакомиться с маркизом де Ривьером. За приятной беседой мы сблизились, но в тот момент, когда он начал рассказ о своем аресте, я страшно мучался от морской болезни. И странная вещь: его дрожащий голос, неотступно звучавший посреди моих невыносимых страданий, казалось, ввинчивался в мой мозг. Он умолк, только когда заметил, какие неслыханные усилия я делаю, чтобы слушать его и в то же время скрыть свои мучения. В результате воспоминания об этом разговоре и моих муках и через сорок лет так свежи, как будто все это случилось только вчера.
Г-н де Ривьер и г-н Жюль де Полиньяк были связаны той античной дружбой, которую может разорвать одна лишь смерть. Они состояли в одном заговоре и вместе приехали в Париж, умереть они рассчитывали тоже вместе.