Особенно,... 
63 
— Уходим, — согласился Альтобелли. В самом деле, находиться рядом с пораженными было опасно, и он как офицер понимал, что пришло время драпать.
Они, то и дело оглядываясь, выбрались из заброшенного сада на давешнюю тропу. Колумбия непрерывно матерился, в основном по-русски, а потом сказал:
— Слушай, лейтенант… Не будет лишним посмотреть, вдруг и на нас это дерьмо прицепилось.
Они тщательно осмотрели друг друга, но глазастых яблок не обнаружили.
— Бля… — пробормотал Колумбия и показал пальцем. Лейтенант обернулся: из садовых зарослей вышел Грязнов, медленно побрел куда-то прочь, не обращая на них никакого внимания и постоянно спотыкаясь.
— Первый раз такую хрень вижу, — сказал Колумбия, провожая взглядом Грязнова. — Шлепнуть его, может?
— Не надо, — сказал Альтобелли. — Смысл?
— И то верно… Так, лейтенант. Топаем обратно?
— Смысл? — снова спросил Альтобелли.
— Как же?! — удивился военный сталкер. — Группа навернулась, куда ж мы вдвоем попремся? Без медиков даже.
— Я свяжусь с начальством, — сказал лейтенант и попытался вызвать Колхауна. Тщетно — капитан не отвечал, как не отвечал и дежурный офицер в комендатуре, обязанный откликнуться на экстренный вызов. Альтобелли на всякий случай проверил рацию Колумбии — тоже безрезультатно. Выругавшись, лейтенант вернул бесполезную коробочку сталкеру и сказал:
— Я иду дальше. Ты — как знаешь.
— С ума ты сошел, лейтенант, — откровенно произнес Колумбия. — Что мы вдвоем сделаем? Какая от нас помощь? А вдруг тут кругом эти яблочки адские?! Будем маяться по Зоне, как Грязнов…
— Я иду дальше, — твердо сказал Альтобелли, зачем-то поправляя свою амуницию.
Глава восемнадцатая
Скарлотина
Псевдоплоть аккуратно держала уродливой лапкой банку тушенки. Другой лапкой, не менее уродливой, она выскребала оттуда мясо и засовывала в такой же уродливый ротик, помогая липким языком. Добравшись до донца, псевдоплоть долго отлепляла от жести приклеившийся лавровый листик, потом добыла его и тоже сжевала. С сожалением заглянула в банку и отшвырнула в сторону.
— Гребанулся ты, чува-ак, — произнес Аспирин, с нескрываемым отвращением наблюдавший за процессом кормления. — Самим нечего жрать, а ты эту сучку кормишь. Тушенкой. Хорошей притом тушенкой. Мне бы лучше отдал. Я бы сам сожрал.
— Не нуди, — попросил я, но Аспирин не унялся, продолжал что-то сварливо бормотать.
Непредвиденная остановка позволила отряду отдохнуть, но на псевдоплоть все пялились с подозрением. Нормально отнеслись к ее появлению лишь старик-генерал, с уважением пробормотавший: «Ну и страшна, сучка! Как вся моя жизнь!», после чего утративший интерес к мутанту, да детишки, которые сбились у меня за спиной и явно боролись с желанием погладить скотинку. Честно говоря, псевдоплоть и в самом деле оказалась не слишком уродливой — видали мы и куда похуже.
Скотинка вела себя галантно: отошла в сторонку, присела под кустами и принялась умываться совсем по-кошачьи. Аспирин, увидав такое, тревожно плюнул и ушел помогать Паулю и профессору проверить, как там плененные бюреры. Я справедливо полагал, что они трапезничают трупом убиенной Петраковым-Доброголовиным «тещи», и смотреть на эту сомнительную картину не стал.
Что же делать с псевдоплотыо? С чего она к нам прибилась? Что-то я раньше о таких любвеобильных мутантах не слыхал… Пристрелить ее, что ли, в самом деле? Доверять псевдоплоти… Меня же на смех поднимут, обязательно кто-то из парней проболтается. Хотя для этого еще вернуться надо.
— Пойдем, что ли? — сварливо сказал дед, подошедший совершенно неслышно ко мне вплотную. — Покормил свою скотину-Скарлатину, надо двигать. А то народу только дай — расслабятся, не поднимешь потом.
— Так точно, — кивнул я и скомандовал общий подъем. Пассажиры зашевелились, забормотали, закряхтели, стали собираться. Я, глядя на этот сброд, в очередной раз подумал, что надо все бросить и сваливать отсюда. Если успешно доберемся, если чертовы бюреры не подохнут вопреки профессорским утверждениям и достижениям науки, если Петраков-Доброголовин нас не обдурит при расчете… Впрочем, если он попробует это сделать, я его лично убью. Коли успею за парнями.
Профессор выглядел хмуро: ему была очень уж не по душе компания пассажиров с разбившегося самолета, но поделать Петраков-Доброголовин ничего не мог.
63 
