Луи никак не мог попасть ключом в замочную скважину своей двери. После коньяка всегда так. Раскиснешь, размышляя о своем колене, о Мари, о Рейне, и вот уже не можешь с ключом справиться. А ведь он зажег в коридоре лампочку.
– Помочь? – раздался за спиной голос.
Луи медленно обернулся. Прислонившись к стене коридора, скрестив руки и ноги, на него с улыбкой смотрел Марк. Луи некоторое время разглядывал его, подумал, что племянник Вандузлера просто зануда, потом протянул ему ключ.
– Ты как раз вовремя, – только и сказал он. – И не из-за одного ключа.
Марк молча открыл дверь, зажег свет и увидел, как Луи во весь рост растянулся на кровати.
– Пять рюмок коньяка подряд, – поморщившись, сказал он. – Хорошего коньяка, очень хорошего, мэр умеет угощать, все как в лучших домах. Садись. Ты знаешь, что Марта зовет меня хромым дьяволом?
– Это комплимент?
– По ее разумению, да. Для меня это сплошной геморрой. Ты не хромаешь, и ты маленький и худой, как раз то, что надо.
– Смотря для чего.
– Для туалетного окна в самый раз.
– Заманчиво. А о чем речь?
– Так что ты, говоришь, еще умеешь делать? Кроме как копаться в своих нудных Средних веках, ясное дело.
– Что я еще умею? Кроме этого?
Марк немного подумал. Вопрос показался ему непростым.
– Лазить, – ответил он.
Луи вскочил с кровати:
– Иди взгляни.
Он подвел Марка к окну:
– Видишь дом напротив? Это мэрия. Слева на втором этаже в туалете открыто окно. Там водосточная труба и широкие щели между камнями, то, что надо. Задача непростая, но для тебя раз плюнуть, если ты не наврал. Это тебя западным ветром принесло, молодой Вандузлер. Но придется дать тебе другую обувь. Нельзя лезть в кожаных ботинках.
– Я всегда лазил в ботинках, – возмутился Марк, – и другие надевать не стану.
– Это еще почему?
– Если хочешь знать, в них удобней и надежней.
– Ладно, – согласился Луи. – У каждого свои причуды, тебе ведь лезть.
– И что мне делать, когда я залезу? Пописать и уходить?
– Садись, сейчас объясню.
Через двадцать минут Марк подошел к мэрии и стал взбираться по стене левого крыла здания. Карабкаясь вверх, он улыбался, нащупывая очередную щель мыском башмака. Он поднимался быстро, выступ за выступом, держась рукой за шершавый водосток. У Марка были широкие ладони и цепкие пальцы, и сейчас, без труда продвигаясь вперед, он наслаждался своим ловким, худым телом.
Луи наблюдал за ним из окна своего номера. Одетый в черное, Марк был едва различим на темной стене. Вот он достиг окна, забрался в него и исчез. Луи потер руки и спокойно стал ждать. Если что, Марк выпутается. Как сказала бы Марта, он понимал толк в мужчинах, а на Вандузлера-младшего с его ранимостью, чрезмерным прямодушием, переменчивым настроением, знаниями старого историка-педанта, юношеским любопытством и надежным характером, где все это было перемешано, можно смело положиться. Увидев знатока Средних веков в гостиничном коридоре, Луи, можно сказать, вздохнул с облегчением, но не удивился. В каком-то смысле он его ждал, они вместе начинали это дело, и Марк знал о нем столько же, сколько сам Луи. Руководствуясь принципами, совершенно отличными от принципов Луи, Марк Вандузлер всегда доводил начатое до конца.
Через двадцать минут Марк вылез из окна, не спеша спустился, спрыгнул на землю и не торопясь пересек площадь. Луи открыл дверь, и две минуты спустя Марк бесшумно вошел и выпил воды из умывальника в тесной ванной.
– Черт, – сказал он, выходя, – ты поселил в ванной свою жабу.
– Он сам туда захотел. Ему хорошо под раковиной.
Марк отряхнул полотняные брюки, запачканные во время спуска, и поправил серебряный ремень. Строгий и кричащий – так совершенно верно описал его костюм Вандузлер-старший.
– Не тяжело тебе все время ходить таким затянутым?
– Нет, – отвечал Марк.
– Что ж, тем лучше. Рассказывай.
– Ты был прав, туалет рядом с кабинетом мэра. Я порылся в почте. Большой конверт с пометкой «лично» из жандармерии Фуэнана оказался там. Но он был вскрыт, Луи. Я посмотрел. Как ты и говорил, там второй протокол с уточнением насчет пальца.
– Ага! – сказал Луи. – Значит, он соврал. Можешь мне не верить, но этот человек врет так, что по нему ни за что не догадаешься. Словно рябь на воде – рыбу в глубине пруда не разглядишь. Едва уловимые волны, легкие тени – и ничего больше.
– А пруд чистый или грязный?
– Ну-у…