Последние отзывы

  57  

— Баранку крутил. Возил разных идиотов и получал за это бабки.

— Кого он возил?

— Таких реестров никто не ведет.

— Конечно, по частным клиентам. Иначе обстоит с постоянными маршрутами. По договорам с коммунами и губернским советом.

Огестам остановился. Молча стоял между Эвертом за письменным столом и Свеном в посетительском кресле. Он говорил с ними обоими, обращался к ним по очереди, показывая, кого именно имел в виду.

— Мелкому перевозчику на одних только частных клиентах прокормиться трудно. Большинство ищет постоянные маршруты, школьные, как мы их называли. Расценки пониже, зато заработок постоянный. Обычно это доставка детей в детские сады и подготовительные школы. И если таксомоторная компания существовала довольно долго, как у Лунда, велика вероятность, что практиковались постоянные маршруты. Тем более что речь идет о психически больном человеке. Думаю, если вы проверите, имел ли Лунд такие маршруты, то выясните, в какие детские сады он совершал регулярные рейсы. Сады, которые он знает. О которых мечтал. Куда мог бы вернуться.

Огестам вынул из заднего кармана расческу, пригладил волосы. Безупречная внешность: галстук, белая рубашка, серый костюм; ему нравилось чувствовать себя элегантным, уравновешенным, готовым ко всему.

— Ну что, проверите?

Эверт молчал, глядел в пространство перед собой, бешенство кипело внутри, требовало выпустить его наружу или умереть. Нечасто его так провоцировали, здесь его кабинет, его музыка, его рабочая методика — либо уважай все это, либо сиди в коридоре с остальными идиотами. Он не знал, откуда взялась эта могучая, концентрированная злость, так получилось, и всё, со временем и с возрастом каждый заслуживал право просто существовать и ни перед кем не отчитываться. Кое-кто мнит, будто подобрал этому точное определение, называет это горечью. Ему начхать, пусть называют как заблагорассудится, он не нуждается во всеобщей любви, знает, каков он есть, и старается с этим жить.

Он понял, что молодой прокурор подсказал возможный следующий шаг, но не хотел подавать виду. Свен, напротив, выпрямился, смотрел одобрительно.

— Звучит неплохо. Вполне вероятно. В таком случае охраняемая территория резко сократится. Времени у нас в обрез, ресурсов недостаточно, мы пытались обеспечить то и другое, а это ох как непросто. Если все обстоит, как ты говоришь, мы выиграем время, сможем сконцентрировать ресурсы, приблизимся к нему. Пойду проверять, прямо сейчас.

Свен вышел из кабинета, заспешил прочь по коридору. Огестам и Эверт остались, сидели молча, Эверт был не в силах кричать, а Огестам вдруг обнаружил, как сильно устал, какое напряжение испытывал все это время.

Ни тот ни другой не шевелились. Тишина, пауза. В конце концов Ларс Огестам шагнул к Эверту, прошел мимо, к стеллажу, и снова включил магнитофон.

• Ты, говорят, мелькаешь там и тут
• в компании красоток. Неужто люди врут?

Заезженные, навязчивые куплеты, фальшивый задор. Огестам вышел, закрыл за собой дверь.

•

Дождь кончился. Последняя капля упала на землю, когда он вышел из подъезда. Воздух чистый, дышится легко. Облака уже посветлели, вот-вот выглянет солнце, скоро опять станет жарко, сухо, душно.

Джутовый мешок Фредрик держал в руке. Быстро пересек улицу, подошел к машине, положил мешок на пустое заднее сиденье. В голове все еще вертелся недавний разговор с двумя маленькими мальчиками и их отношение к смерти. Давид и Лукас сидели рядом с ним на твердом чердачном полу, слушали, понимали, но и отбивали его ответы назад новыми вопросами, размышлениями пятилетнего и семилетнего о теле, о душе, о тьме, которой никто не видит.

Он думал о Мари. Думал о ней со вторника, каждую секунду, видел ее мертвую, ее молчаливое лицо блокировало любую попытку увидеть что-то другое, но сейчас он искал еще живую Мари, ту, ради которой жил, и спрашивал себя, как она представляла себе смерть, они никогда об этом не говорили, повода не было.

Понимала ли она?

Боялась ли?

Зажмурилась или боролась?

Чувствовала ли она вообще, что смерть может наступить в любой миг и что это не что иное, как вечное одиночество в белом деревянном ящике с цветами под свежеподстриженным газоном?

Он ехал по узким улицам Стренгнеса. Взглянул на список адресов: четыре детских сада в Стренгнесе, четыре — в Энчёпинге. Он наверняка прав. Лунд сидит перед одним из них. Ждет, как ждал перед «Голубкой». Фредрику вспомнился хромой полицейский на кладбище, как уверенно он сказал, что Лунд будет продолжать, снова и снова, пока его не остановят.

  57