Камилла и Солиман замерли, не в силах пошевелиться; казалось, они слышали, как колотятся их сердца. Камилла первой пришла в себя, выскочила из кабины и кинулась к Полуночнику, который, не в силах подняться с земли, бормотал, довольно посмеиваясь: «Молодчина, парень, молодчина». Четверо жандармов со всех ног бежали на помощь Адамбергу.
— Отпусти меня, а то я их пристрелю! — прорычала Сабрина.
Жандармы замерли в пяти шагах от скамьи.
— А если они попытаются стрелять, я всажу пулю в старика! — добавила она, наставив пистолет на Полуночника, которого поддерживала Камилла, обняв за плечи. — Ты знаешь, я не промахнусь. Спросите у этого мерзавца, он вам подтвердит: я никогда не промахиваюсь!
Над площадью повисла мертвая тишина, все замерли и боялись даже дышать. Адамберг, не ослабляя хватки, тихонько прошептал, почти касаясь губами уха девушки:
— Послушай-ка, Сабрина.
— Пусти меня, негодяй! — задыхаясь, крикнула она. — Я убью и старика, и всех этих придурков полицейских.
— Сабрина, я нашел твоего мальчика.
Адамберг почувствовал, как Сабрина напряглась и затихла.
— Он в Польше, — продолжал комиссар, прижавшись губами к серому монашескому чепцу. — Я послал туда одного из моих людей.
— Врешь! — с ненавистью выдохнула Сабрина.
— Он в Гданьске. Опусти пистолет.
— Врешь! — закричала она, задыхаясь, и рука ее дрогнула.
— У меня в кармане его фото, — продолжал Адамберг. — Снимок сделали два дня назад, когда малыш выходил из школы. Я не могу тебе его показать, ты меня ранила в руку. А если я тебя выпущу, ты меня убьешь. Что делать будем, а, Сабрина? Хочешь посмотреть фотографию? А сына вернуть хочешь? Ведь если ты сейчас тут всех положишь, ты его никогда не увидишь.
— Это ловушка, — прохрипела Сабрина.
— Пусть подойдет кто-нибудь из жандармов. Он достанет фотографию у меня из кармана и покажет ее тебе. Ты сразу узнаешь мальчика, я уверен. И поймешь: я не вру.
— Пусть кто-нибудь подойдет, но только не полицейский.
— Хорошо, тогда кто-нибудь безоружный.
Сабрина на секунду задумалась, тяжело дыша в железных объятиях Адамберга.
— Ладно, — согласилась она наконец.
— Соль! — позвал Адамберг. — Подойди сюда, только очень медленно, расставив руки.
Соль спустился на землю, приблизился к скамье.
— Обойди нас, потом стань сбоку от меня. В пиджаке, в левом внутреннем кармане, найди конверт. Открой его, вытащи фото. Покажи ей.
Соль послушно выполнил все указания, достал из конверта черно-белую фотографию мальчика лет восьми и поднес ее к лицу девушки. Сабрина опустила глаза, внимательно вглядываясь в снимок.
— Положи все на скамейку, — скомандовал Адамберг. — Теперь, Соль, возвращайся в машину. Ну что, Сабрина, ты узнала малыша?
Девушка кивнула.
— Мы его вернем, — сказал Адамберг.
— Он его ни за что не отдаст, — вздохнула она.
— Поверь мне, отдаст. Еще как отдаст. Опусти пистолет. Я очень дорожу стариком, что лежит на земле. И теми двумя тоже. Я дорожу и этими четырьмя полицейскими, хотя знаком с ними еще меньше, чем с тобой. И моя собственная шкура мне тоже дорога. Кстати, твоя тоже. Дернешься — и они превратят тебя в решето. Потому что ты ранила полицейского, а это очень плохо.
— Меня же сразу отвезут в тюрьму!
— Они отвезут тебя туда, куда я скажу. Твоим делом занимаюсь я. Опусти пистолет. Отдай его мне.
Сабрина опустила руку, дрожа всем телом, и уронила оружие на землю. Адамберг медленно отпустил ее, сделал знак жандармам удалиться и, обойдя скамейку, поднял с земли пистолет. Сабрина села, сжалась в комок и разрыдалась. Он опустился рядом с ней, осторожно снял с нее чепец и ласково погладил по голове.
— Вставай, надо идти, — тихонько проговорил он. — За тобой приедет один из моих сотрудников. Его зовут Данглар. Он отвезет тебя в Париж, и там ты будешь меня ждать. У меня здесь еще остались кое-какие дела. Но ты меня подождешь. И мы поедем за твоим мальчиком.
Сабрина поднялась, сделала шаг и пошатнулась. Адамберг обнял ее за талию и повел в жандармерию. Один из жандармов остался и осмотрел поврежденную ногу Полуночника.
— Помогите мне устроить его в кузове, — попросила Камилла. — Я хочу показать его врачу.
— Какая вонь! — в ужасе пробормотал жандарм, укладывая Полуночника на правую кровать.
— И вовсе это не вонь! — заявил Полуночник. — Это овечий запах!