Особенно,... 
76 
Майк уставился на Саманту, будто видел ее впервые. Во всяком случае, такое выражение ее лица он действительно видел впервые. Она изменилась. Она была счастлива.
— Да… Мне нравится, — мягко произнес он, поражаясь тому, как она рада это услышать. Кого еще могла так обрадовать возможность сделать подарок другому человеку?
Майк встал и подошел к стеклянным дверям кухни, чтобы рассмотреть человечка на свету. Он внимательно вглядывался в выражение его лица, тонко сделанные складки одежды. Потом обернулся — Саманта стояла рядом.
— Этот чудак — самый прекрасный подарок, который я получал когда-либо в своей жизни, — искренне признался Майк.
Обычно, получая подарок от женщины, он вначале целовал ее за это, затем, после дорогого ужина, проводил с ней ночь. Сейчас он просто улыбнулся Саманте, пока его руки ласково гладили фигурку. Но что это была за улыбка! В ней было намного больше нежности и тепла, чем доставалось другим женщинам за целую ночь, проведенную с ними в постели.
Майк и Саманта вернулись к столу. Она начала рассказывать о своем «путешествии», но он больше глядел на нее, чем слушал. А она взахлеб делилась с ним впечатлениями и переживаниями, которые испытала, когда торговалась с продавцом в том маленьком магазинчике. Это был рассказ отважного бойца, пробравшегося сквозь вражескую территорию, чтобы захватить нужную высотку.
— А что ты еще купила? — поинтересовался Майк, кивнув на ее пакеты.
Саманта принялась вынимать и демонстрировать свои покупки, и он понял, что она переживает абсолютно новые чувства.
В целом одобрив ее приобретения, Майк прокомментировал каждое в отдельности. Он внимательно и с интересом слушал о ее прогулке по Мэдисон-авеню и по Пятой авеню, и во что были одеты женщины, и что она повидала, и как она ела сосиску, купленную у уличного торговца… Обычные будничные мелочи — но, глядя в счастливые глаза рассказчицы, он понял: все происшедшее произвело на нее неизгладимое впечатление.
Когда Саманта продемонстрировала все (кроме белой ночной рубашки), и все ее покупки были высыпаны на стол, то у нее, казалось, внезапно кончился запас слов, и она притихла. Отхлебнула из своего стакана и улыбаясь смотрела на дождик за окном. Потом после паузы заговорила снова.
— Послушай, Майк… я никогда… — она пыталась подобрать точные слова, — я никогда не была так…
— Счастлива?
Саманта засмеялась.
— И да, и нет. Нет, потому что этот город так эгоистичен, да, потому что мне уложили здесь прическу и сделали маникюр… потому что я живу в этом доме, мне не приходится стряпать, и ты смотришь на меня так, как будто…
Она осеклась и, бросив на него быстрый взгляд, замолчала.
После продолжительной паузы заговорил Майк.
— А чем ты занималась в Санта-Фе? — Его интерес был совершенно искренним. Он не мог понять, что приводит ее в такой восторг. И снова подумал, что для его родных и знакомых эта жизнь привычна и повседневна, и нет в ней ничего особенного…
— Я работала, — сказала Саманта, хотя и понимала, что лучше бы ей сейчас помолчать. Но коктейль немного развязал ей язык. — Я работала в «Компьютер-Ленде». Пять дней в неделю и без перерыва. И еще два вечера в неделю и днем в воскресенье преподавала аэробику в местной спортивной школе. А когда не работала, то занималась домашними делами — ходила оплачивать счета, покупала продукты… сам знаешь, всякой такой всячиной.
— А чем занимался муж? — Майк этого не хотел, но слово «муж» прозвучало у него с некоторой насмешкой.
Непроизвольно Саманта засмеялась. Но отнюдь не весело. Она вытянула руку со стаканом, будто намеревалась произнести тост.
— Он занимался тем, что писал величайший роман всех времен и народов.
Эта реплика несколько пролила свет на ее отношение к писателям в целом.
— А чем ты занималась до замужества, когда жила со своим отцом?
Саманта допила свой коктейль и вновь обратила взгляд на дождь за окном. Когда она заговорила, Майк с трудом мог ее расслышать.
— Я как-то смотрела передачу по телевизору, и там ведущий поинтересовался у одного мужчины, почему он не разводится с женой, которая его просто терроризировала. Ты понимаешь, это был, судя по всему, очень хороший человек. Так вот, он сказал, что чувствует себя часами, механизм которых заводит его жена. Поэтому он боялся ее потерять. Боялся, что сядет и больше не встанет. Прекратит «тикать», как часы, которые забыли завести. Мне кажется, я и мой отец — мы как тот мужчина. Моя мать, жизнерадостная, общительная женщина, «заводила» отца и меня. После ее смерти у нас как бы… кончился завод.
76 
