112 
— Держу пари, что твоему брату «загадка Перегринов» хорошо известна.
Он ничего не ответил, но бросил на нее взгляд, говоривший, что ей позволено продолжать.
Зарид продекламировала загадку.
— Энн говорила, что с тех пор, как она поселилась в замке Морей, больше всего ее угнетало безделье. Ей действительно почти ничем не позволяли заниматься, и она умирала от скуки. По правде говоря, я думаю, что Сиверн опасался, что она может попробовать сбежать и…
— И он решил это предотвратить. Что ж, очень мудро и предусмотрительно, — пробормотал Тирль сквозь зубы.
Она сделала вид, что оставила колкость без внимания, потому что мысли о том, что произошло между ее братом и женщиной, которую он насильно сделал своей женой, причиняли ей мучительную боль. Когда слухи об этом достигали ушей некоторых близких друзей семьи, они бледнели и недоверчиво качали головами. Это было как соль на сердечные раны Сиверна, которые и без того саднили.
— Энн высказала предположение, что имеется в виду цвет волос. — Когда на лице Тирля отразилось недоумение, она пояснила. — Красное и белое. Красное — то есть рыжий цвет, а белое — белокурые волосы. — Она сделала паузу. — У первенца Рогана и Лианы…
— У мальчика, которого я спас? — перебил Тирль изображая простодушие.
— У этого ребенка рыжие волосы, как у его отца, но их второй малыш — черненький, весь в бабушку, мать Рогана.
— Так какое отношение это имеет к загадке?
— «Когда в черном сольются и белый, и красный…». Понимаешь? Роган — рыжий, Лиана — очень светлая блондинка, почти белая, а ребенок у них — черноволосый.
Тирль улыбнулся, начиная понимать, что к нему.
— А вторая строчка?
— «Когда черное с золотом станет одним…"
— Жгучая брюнетка Энн и златокудрый Сиверн. Зарид бросила на мужа восхищенный взгляд. Какой он все-таки умница.
— А следующая строка про нас с тобой: «А единственный с красным союз заключит…"
Он усмехнулся, но его взгляд, обращенный к ней, был серьезным.
— Полагаю, «красное» олицетворяешь ты, следовательно, роль «единственного» отводится мне. Но это, пока что, не соответствует истине, если тут подразумевается «единственный» отпрыск фамилии Говардов. А как звучит самая последняя строчка?
— «Тогда ты узнаешь…"
— Что узнаешь?
Зарид ответила не сразу.
— Энн и Лиана думают, это значит, что мы узнаем, кто является законным наследником спорных владений. — Она не смотрела в его сторону. Если все решится в пользу ее брата, то произойдет в ущерб мужу. Это вовсе не означало, что она претендовала на роль хозяйки этого прекрасного замка, но ни в коем случае не хотела, чтобы Тирль остался ни с чем. С другой стороны, ей было бы обидно, если бы братья потеряли то, что, возможно, по справедливости принадлежит им.
На ее лице отражались такое смятение и борьба чувств, что Тирль без труда догадался, о чем она думает.
— Эго тот случай, когда очень сложно сделать правильный выбор, не так ли? — Однако он не собирался признаваться, что даже рад видеть ее в таком затруднительном положении. Ведь еще несколько месяцев тому назад она приняла бы сторону своей семьи, не испытывая при этом ни малейших угрызении совести, а мужчина, который был ее мужем, и его интересы отошли бы на второй план. А если бы такое положение вещей его не устроило, он мог катиться ко всем чертям. А теперь это стало для нее мучительной дилеммой — необходимость решать, кто же ей все-таки дороже. И Тирль был этим чрезвычайно доволен.
Он еще ближе привлек Зарид к себе и крепко прижал к груди.
— Не тревожься, любовь моя. Придет время; и ты отбросишь все сомнения и поступишь так, как подскажет тебе совесть.
Она издала негодующий возглас.
— Не учи меня жить! Я и без тебя разберусь, что хорошо, а что плохо. Я сама знаю, что нужно делать, и кто должен… — Словесный поток прервался, потому что Тирль закрыл ей рот поцелуем. Он продолжал целовать ее, когда дверь комнаты резко распахнулась, и на пороге появились четверо доверенных слуг. То, что предстало взору, потрясло их до глубины души. Со стороны эта пикантная ситуация выглядела так, как будто брат господина осыпает пылкими поцелуями молоденького мальчишку. Они ведь не видели ничего, кроме коротких кудрей Зарид, все остальное было скрыто под покрывалом. Увидев выражение их лиц, Тирль начал что-то лепетать в свое оправдание, но слова застревали у него в горле. Он не мог представить им свою жену — женщину из семьи Перегринов, но испытывал огромное искушение отшвырнуть прочь этот треклятый кусок материи, чтобы покончить с досадным недоразумением и доказать всем, что он никакой не извращенец и время в постели проводит исключительно с особами противоположного пола.
112 
